Контрольная для друзей
Шрифт:
— Например? — спросил Клим.
— Ну, не знаю, например, книжки читать, — ответила я.
— Ты ведь прекрасно знаешь, — сказал Клим. — Читать он не любит. Ему скучно.
— Пусть про спорт свой любимый читает, — посоветовала я.
— Это идея, — обрадовался Клим. — Мне как-то самому в голову не пришло.
— А потом, — на ходу сочиняла я, — можно заняться спортивной фотографией. У Тимки же есть фотоаппарат.
— Точно! — воскликнул Клим. — Гениальная мысль. Надо ему сказать.
— А если подумать, наверняка еще какие-нибудь интересные занятия найдутся, — продолжала
— Ага, — хмыкнул Клим. — Шашки и шахматы. Но Тимке это не нравится. А насчет спорта врачи сказали: «В ближайшие полгода можно ходить только на лечебную физкультуру». Тимка пошел. Ох, он потом и ругался. Представь: группа из семи человек. Самый старший — Тимур. А остальные — детский сад и первоклассники. В общем, полный отстой. Тимка заявил: «Лучше я сразу умру, чем так позориться».
Тогда мать нашла ему другую лечебную группу. На «Динамо». Для взрослых.
— Ну и? — поинтересовалась я.
— Еще хуже, — усмехнулся Клим. — Десять старушек от семидесяти до восьмидесяти и один дедуля. Ему девяносто лет. Он морж и глухой.
— Как это морж? — не поняла я.
— Очень просто, всю зиму в проруби плавает, — объяснил Клим. — А остальную часть года ходит в эту самую группу и к бабкам клеится. В общем, Тимка еще сильнее ругался. Единственное, по его словам, положительное отличие стариковской группы от малышовой — это то, что бабки после тренировки устраивают чаепитие, и каждая притаскивает из дома что-нибудь вкусненькое собственного изготовления. В общем, Тимку вместе с моржом закормили до отвала домашними пирогами. Но ему все равно больше туда идти не хочется.
— Ясно, — вздохнула я. — Бедный Тимка. Не повезло.
— Это уж точно, — с грустью проговорил Клим. — Понимаешь, с ним стало так трудно общаться. Что ни скажешь, а он в ответ: «Тебе легко говорить. Ты здоровый».
— Нда-а, — протянула я.
А про себя подумала: «Если бы мы не затеяли всю эту историю с симуляцией, Тимка бы до сих пор считался совершенно здоровым и ходил бы с удовольствием на свой любимый бокс. Правда, неизвестно, чем все это в результате бы кончилось. Однако и сейчас получилось совсем нехорошо. И вообще, кто знает, что нам хорошо и что плохо».
— Тимкина мать тут встретила мою бабку, — отвлек меня от дальнейших философских размышлений Клим. — И рассказала, что ей посоветовали Тимура к психологу отвести. Мол, у него сейчас переходный возраст, и всякое может произойти.
— Что значит всякое? — переспросила я.
— Вплоть до суицида, — мрачно изрек Клим.
— Ты хочешь сказать, Тимка способен покончить с собой? — не на шутку перепугалась я.
— Это не я хочу сказать. Тимкиной маме так объяснили, — внес ясность Клим. — Я как раз тоже сомневался. Тимка, по-моему, другой человек. У него ведь характер. Но бабка говорит, что такое не исключено. Вот у нее, когда она еще преподавала в Вагановском училище, была одна очень талантливая ученица. Только о балете и думала. А потом в автомобильной катастрофе ей раздробило ногу. Ходить-то она смогла, а вот на балете пришлось крест поставить. И когда она об этом узнала, то сиганула из окна. Насмерть.
— Кошмар! — воскликнула я.
— А бабка
— Ну, и водили его к психологу? — осведомилась я.
— Откуда мне знать, — откликнулся Клим. — Бабушка больше с тех пор его мать не встречала. А Тимка, естественно, такого не скажет.
— Почему? — удивилась я.
— А тебе бы хотелось, чтобы тебя потом психом дразнили?
— Но ведь к психологу ходят совсем не психи, — сказала я.
— Каждому ведь объяснять не будешь, — резонно заметил Клим. — А ты наш народ знаешь. Сама бы стала об этом рассказывать?
— Нет, — чуть подумав, откликнулась я.
— А Тимка тем более не станет, — подвел итог Клим.
— Плохо дело, — снова вздохнула я.
— Попробую осторожненько подъехать к нему с фотографией, — прозвучала надежда в голосе Клима. — Но не знаю, что из этого выйдет. Хоть бы телекружок организовали. Тимка вроде раньше говорил, что ему хотелось бы туда поступить. Но телекружок начнет работать только во втором полугодии.
— Откуда ты знаешь? — спросила я.
— От тети Нонны, естественно, — хмыкнул Клим.
Я тоже усмехнулась: вечный источник нашей информации. Кстати, сведения от тети Нонны обычно отличаются точностью.
— До второго полугодия слишком долго, — продолжал Клим. — За эти месяцы с Тимкой может произойти бог знает что.
— Слушай, а может, поговорим с Изольдой, чтобы она Тимура хотя бы на время взяла в театральную студию? — предложила я. — Думаю, она войдет в положение. А для поддержки подключим тетю Нонну.
— Ага, — не воодушевился Клим. — И что дальше? Роли-то уже распределены. Ну, сделают его пятой мышью, запряженной в тыкву. А потом, думаешь, Тимка не допрет, что ему предложили это из жалости?
— Допрет, — согласилась я.
— И выйдет все еще хуже, — снова заговорил Клим. — Он просто пошлет нас всех. Потом до него вообще не достучишься.
И вдруг меня осенило:
— Клим, я все знаю! Пусть сделает фоторепортаж о наших репетициях и о спектакле. Потом из лучших фоток можно сделать обалденную стенгазету. Или альбом на память. Представляешь, как через несколько лет это будет интересно смотреть.
— А вот это идея, — одобрил Клим. — Только, прежде чем предлагать Тимуру, нужно с Изольдой договориться. Может, она деньги ему на пленку выделит. И вообще, чтобы предложение сделали как бы не мы с тобой, а театральная студия.
К этому времени у нас уже начались репетиции. А так как Будка еще не выздоровел, Зойка осуществила свое намерение, и ей удалось уговорить Изольду, что она временно будет играть Митькину роль — Короля. По-моему, это выглядело довольно комично. Король получился маленький, пухленький, кудрявенький и ростом куда ниже Золушки. К тому же Зойка старательно говорила басом. На первой репетиции все просто покатывались от хохота. Но постепенно привыкли. А потом Изольда даже однажды заметила, что «в этом что-то есть». И я, честно сказать, заволновалась, как бы к моменту выздоровления Будки не вышло, что он лишился роли. Зойка, словно назло, старалась и играла все лучше и лучше. А Митька болел и болел.