Контрольный поцелуй
Шрифт:
С таким человеком подруга встретилась впервые.
– Конечно, нехорошо, – каялась она, – но ездила в Ново-Переделкино просто отдыхать. Не поверишь, стала ждать четвергов, как праздников. Лягу на продавленной койке, глаза закрою, хорошо! Телефона там нет. Толя очень тихий, всегда шепотом говорит…
Ну да, Андрюшка, привыкший командовать актерами, совершенно не умеет владеть собственным голосом и по большей части объясняется на повышенных тонах. А если хватается за телефонную трубку, то орет так, что у окружающих начинается головная боль. Причем тон он не снижает никогда.
– У
Так что тишина в присутствии мужчины для моей подруги казалась в диковинку.
– Зачем же ты водила Анатолия за нос? – пришла я в негодование. – Ну к чему было говорить, что не замужем и бездетна? Он ведь тебя и в самом деле любит.
– Не поверишь, – виноватилась Лидуля, – я себя такой у него ощущала… абсолютно свободной и спокойной, без забот и тревог, полная расслабуха.
Лиде казалось, что она поступает честно. Ведь сразу сообщила мужику о невозможности сочетаться с ним браком. И вообще, думала до Нового года с ним видеться, а потом соврать об отъезде за границу.
– Ну, отдохнуть хотелось, – втолковывала мне Лидка, – Андрюшка сколько раз любовниц заводил – и ничего, а у меня даже никакого намека на секс, платонические отношения, тихая гавань…
Я вздохнула. Все мы безумные эгоисты, и объяснять Лидушке, что Толя мог страдать, не стану.
– Зачем меня в Ново-Переделкино отправила?
– Да испугалась, что мужик начнет меня искать, я же пропала, вдруг выйдет неведомыми путями на Артамонова. Представляешь?
Да уж, Андрей не перенес бы такого удара по самолюбию. Его Лидия, можно сказать, полная собственность, и ездит на свидание к другому. Он никогда не поверит, что неверная жена просто отдыхает. Такой вариант поведения не уложится в Андрюшкиной голове. В его сознании бабу и мужика может связывать только одно – постель.
– Так ты не собиралась бросать Андрюшу?
– Ты чего?! – возмутилась Лида. – Столько в него вложить и уйти?..
Посчитав проблему решенной, я приступила к следующему вопросу:
– Зачем под поезд прыгнула?
– Я? – снова пришла в негодование подруга. – Я под поезд? Это кто же такую глупость придумал?
Оказалось, выслушав мой рассказ о встрече с Надей, Лидуша решила поехать на станцию «Аэропорт» и поспрашивать дежурных и пассажиров. Она бегала по платформе, выискивая свидетелей, и тут кто-то сильно толкнул ее вниз.
– Ничего не помню, – сообщила Лида, – только толчок, потом свет, и все. Открываю глаза – больница.
Ага, шел, поскользнулся, упал – гипс. И ведь так оно и было. Значит, Лида – просто жертва. Тогда кто же он такой, решающий проблемы простым способом: сталкивая на рельсы мешающих ему людей?
Я уезжала от Лидии, заручившись ее клятвенным обещанием никому ничего не рассказывать, ни о находке Полины, ни о моей активности. Подруга пообещала исправно изображать умирающую.
– Ты ведь понимаешь, что, если придумавший все это человек узнает о «покупке» Полины, он сделает так, что мы никогда не найдем Надю. А искать негодяя надо в вашем близком окружении, среди тех, кто знал о сестрах Подушкиных и о твоем пристрастии к плодово-ягодному мороженому!
Лидуля кивнула. Ладно,
ГЛАВА 30
План был гениально прост. Переоденусь нищенкой и попробую влезть в этот криминальный бизнес.
Когда бойкая украинка выкатывала из вагона на станции «Аэропорт» инвалидную коляску, Надюша попросила пить. Девушка равнодушно ответила: «Сейчас приедем, и попьешь». Следовательно, они живут где-то недалеко, и начинать плясать надо именно от этой станции.
Около часа дня я уже стояла возле небольшого эскалатора. Наряд был продуман до мельчайших деталей.
Пришлось заехать в подвал, где расположился магазин «Секонд-хенд», и основательно порыться в мешках со старыми шмотками. В результате «раскопок» приобрела непонятное серо-буро-малиновое платье, не прикрывающее колени. Сверху накинула коричневый жилет, с утра похолодало, и он был очень кстати. На ноги натянула гольфы, так чтобы между юбкой и резинками мелькала полоска голой кожи, ступни украсились китайскими матерчатыми тапочками. Вчера от души вымазала их глиной, и к утру, высохнув, новые баретки приобрели замечательный омерзительный вид. Подходящей сумки в подвальчике не нашлось, поэтому в руки пришлось взять пакетик из супермаркета «Рамстор».
Лицо покрыла темным тональным кремом и навела карандашом для бровей жуткие синяки под глазами.
Теперь следовало подумать, что написать на табличке. Отвергнув из суеверия надписи типа «Собираю на похороны дочери» или «Помогите на протез для сына», я решительно нацарапала: «Умер муж, не могу оплатить гроб». В конце концов, супруга у меня нет и не предвидится, так что не навлеку ни на кого несчастье.
Придав лицу подходящее моменту кисло-траурное выражение, заняла позицию и приготовилась ждать.
Подавали мало и неохотно, больше советовали.
«Шла бы работать», – предложила одна женщина.
«Стыдно, молодая, а просит», – сообщила другая.
«Развелось вас, тунеядцев», – заявила третья.
Мужчины проходили молча, иногда швыряя в пакет желтые и белые монетки. Около двух часов напротив устроилась пожилая монашка, толстая, неповоротливая и одышливая. Дышала она с присвистом, похоже, у бедняги астма. В руках у старушки громоздился большой черный ящик, запечатанный огромной красной сургучной печатью. На передней стенке фотография каких-то развалин и листочек: «На восстановление храма Святой Троицы в селе Лыково». Старуха расстелила на полу газету, кряхтя, встала на колени и принялась отбивать земные поклоны, приговаривая:
– Господь с вами, люди добрые, подайте, сколько сможете, на благородное дело ради праздника.
Теперь все проходили мимо меня молча, но и милостыню не подавали, зато в ящик монашки дождем посыпалось подаяние…
И тут появился мальчишка, щуплый, с неприятным, тухлым каким-то взглядом. Оглядев нас с бабкой, он решительно подошел к старухе и, изо всех сил пнув ящик, осведомился:
– Кто тебе разрешил тут промышлять?
Бабулька что-то прошептала, но парень сильно толкнул ее и заорал: