Контрразведка. Охота за кротами
Шрифт:
Заблуждался и в другом, пытаясь провести женскую наблюдательность, забывая, что часто женская догадка обладает большей точностью, чем мужская уверенность.
В дом тащил все, как хомяк за щекой в норку: покупал, доставал, выменивал… все про запас, на черный день, на завтра. Квартира постепенно превращалась в склад – коробки с запчастями для машины, радиотовары, обувь, одежда, безделушки. Часто вещи и предметы приобретал без советов с женой, по принципу: понравилось – взял!
Однажды он приволок видеосистему, хотя одна уже
– Дурочка, я получил ее почти даром. Взял для продажи. Деньги вернутся с наваром, – резко оборвал он жену.
Женщина косвенно стала догадываться о существовании у супруга дополнительного финансового источника, хотя он и пытался безуспешно навязывать ей мысль о прибыльных операциях с нумизматикой. Но она почему-то не верила этому объяснению.
Спустя месяц упали в цене некоторые вещи, приобретенные Сергеем для перепродажи. Другие из-за дороговизны в Союзе никто не брал – отсутствовал спрос. И вот тут-то супруга дала волю издевке:
– Коммерсант нашелся. самоучку видно сразу. Понимаешь, Сережа, у тебя для бизнеса нет навыков – ты не предприниматель.
– Замолчи, мне и так тошно, – гаркнул супруг. Для дальнейшего обострения семейной перепалки у него не хватило сил.
Он любил роскошь квартиры, кабинета, гардероба. В этом христианском грехе он находил удовольствие, созерцая себя как бы со стороны. Счастье – как здоровье: когда его не замечаешь, значит, оно существует. Он же упивался радостью жизни за границей, особенно не обремененной тяжестью в добывании куска хлеба, как это часто видел среди земляков – селян на Украине. Они, эти рабы двора и огорода, колхозного поля и трактора, за более тощий кусок хлеба, чем греческий, трудились от зари до зари, набивая мозоли, приобретая болячки и постепенно спиваясь.
Ему же на службе везло. Там, где многие перенапрягались, ему удавалось проскочить легко: то господин случай поможет, то пронырливость подсобит, то заискивание сломает преграду. Поэтому у него не было оснований жаловаться на жизнь. Миловидной женой, с которой приятно было появляться в обществе, он открыто восхищался на людях, хотя дома ей никаких комплиментов не дарил. На представительских мероприятиях жена была в центре внимания дипломатических пар. Женщины ей завидовали, мужчины – восхищались. Все шло размеренно и комфортно.
И все же для жены не остался незамеченным процесс какого-то перерождения души супруга. Вторая командировка проходила у него более напряженно, чем та – первая, будившая приятные воспоминания.
Вот и сейчас Сергей ушел, а она стала у окна наедине с тревожными раздумьями: «Что его так угнетает? Мне кажется, начальство его ценит. Отчего же у него такая бессонница? Участились неожиданные отлучки в вечернее время, после которых он возвращается с плохим настроением. Постоянно объясняет раздражительность дома усталостью… Но меня не проведешь, я чувствую в его ответах фальшь. Почему он молчит, если есть необходимость выговориться? Раньше такого никогда не было. Приходит со службы как выжатый лимон.
Оперативник докладывал Стороженко материалы на Бохана. По первой командировке в Греции на исчезнувшего офицера были сведения о его каких-то сомнительных, до конца не выясненных контактах с американским бизнесменом. Эта связь объяснялась служебной необходимостью, но только частично. По заявлению сослуживцев, Бохан излишне нервничал, организуя встречи с этим респектабельным американцем, с которым установил доверительные отношения. Руководство резидентуры вскоре потеряло американца из вида.
Следует заметить, что Бохана однажды видели выходящим из гостиницы в центре Афин. Тогда не придали значения, да и командование взяло под защиту тот визит военного разведчика в отель, объяснив оперативной необходимостью. Теперь нельзя исключать, что подобные визиты он делал не раз.
– Это уже интересно. А почему такие материалы лежали без выяснения истины столько времени? Вы запрашивали дополнительно офицера внешней контрразведки по Греции? – спросил Стороженко.
– Нет. Тогда не успел. Накатился ком других, более интересных материалов, отодвинувших бохановские на второй план.
– На второй план, на второй план… Поймите, я не хочу ставить всякое лыко в строку – вменять в вину вам каждую ошибку в этом ЧП. Согласитесь, что-то мы с вами обленились донельзя. Прекратили думать и анализировать. Такие факты – не мелочи. Это ведь очень интересный субъект уже в то время был. Им тогда следовало бы заняться всерьез. Дай такие материалы на периферию, они бы были «обсосаны» до косточек, а мы с вами, получается, слишком богаты, поэтому бросаем их легко и просто. А задумывались ли вы о возможных тяжелейших последствиях для военной разведки? – спрашивал подчиненного Николай. – Нет, не задумывались! А должны были.
– Николай Семенович, кто-кто, а вы должны понять и понимаете, что сил у нас нет тащить полную арбу таких сигналов. Сами знаете, что в последние годы мы задыхаемся от наплыва подобных материалов. Сегодня атака на военных разведчиков идет и слева, и справа – идет настоящий прессинг. Их бьют кому не лень – и наши безголовые руководители, и головастый противник в ходе заключительных залпов холодной войны, – пытался оправдаться подчиненный.
– А ну, а ну, что это за «заключительные залпы»? – поинтересовался Николай, хотя и сам понимал, что ответит старший оперуполномоченный.
– Добивают страну нехристи… Тяжело сейчас Родине…
– Да. прости за кнут, не всегда же пряником кормить. Мы оба виноваты с тобой, особенно я, – подытожил Стороженко. Он никогда не позволял себе повышать тон на подчиненных и привык ответственность брать на свои плечи. Михаила он давно знал как предельно честного человека, исполнительного оперативника, вместе с которым еще работали по изобличению такого «крота», как Филатов.
Он был волом, тащившим одно из важнейших подразделений ГРУ. Правда, ему время от времени требовалось давать подробные инструктажи. А иногда и подстегивать в срочных делах.