Контрразведка. Тайная война
Шрифт:
Встреча Макмэхена с Ивановым длилась около получаса. В ходе нее они обсудили результаты выполнения первого задания, определили направления следующей работы. По окончании явки обменялись пакетами. Иванов передал Макмэхену две свои фотографии для пополнения агентурной картотеки ЦРУ и собранные шпионские материалы. Макмэхен вручил ему пять тысяч рублей, а также изготовленные на быстрорастворимой бумаге новые инструкции, касавшиеся дальнейшего сотрудничества. В случае провала предателю не пришлось бы мучиться, ее глотая. На прощание Макмэхен напомнил Иванову, что большинство агентов провалились по причине своей непомерной расточительности, и рекомендовал быть более скромным
Но ни в тот день, ни на очередную, предусмотренную расписанием сеансов связи, явку 17 сентября никто из американской резидентуры не пришел. Иванов особенно не горевал. В кармане находились огромные по тем временам деньги, и он, наплевав на предупреждение Макмэхена, бросился во все тяжкие. Московских ресторанов ему показалось мало, и он вместе с теплой компанией рванул оттянуться в Крым.
За неделю «отдыха» Иванов просадил годовую зарплату генерала. Местные таксисты и официанты самых престижных ресторанов надолго запомнили разбитную компанию, щедро сорившую деньгами. В Москву Иванов возвратился в приподнятом настроении. Теперь его не очень волновала загубленная карьера в ГРУ, он рассчитывал сделать ее в ЦРУ. Злая шутка «ЦРУ — вон из ГРУ!», бродившая по коридорам «конторы», вызывала на его лице лишь кривую ухмылку. Жизнь, как ему тогда представлялось, снова засверкала всеми красками.
На встречу с Макмэхеном 27 сентября Иванов взял с собой новый блок шпионской информации, а также приложение к нему: детальное описание подходов к своему дому, маршрутов передвижения по Москве и наиболее часто посещаемых мест. Все это говорило о том, что американская разведка готовилась перевести контакты с ним на строго конспиративную основу — путем обмена информацией через тайник.
Встречу двух шпионов никак нельзя было назвать теплой. Иванов, поиздержавшийся во время поездки в Крым, требовал денег; а Макмэхен нудно, как пономарь на паперти, твердил старую песню: швыряние деньгами сгубило не одного разведчика. На этот раз свои тридцать сребреников шпиону так и не удалось получить.
Однако явку он покинул не с пустыми руками, а со специфическим подарком американского друга — дорожной сумкой. В ней находился солидный шпионский арсенал: фотоаппарат типа «Минокс» для съемки секретных документов, десять кассет к нему с фотопленкой на 230 кадров, письмо-прикрытие с нью-йоркским адресом на конверте, инструкция по составлению тайнописных сообщений и шариковая ручка «Союз».
Ручка оказалась непростой. Внутри нее была искусно спрятана специальная пленка с планом конспиративной связи. Этим планом предусматривалось, что в случае перевода Иванова к новому месту службы и отсутствия возможности прибыть на явку он должен был дать условный сигнал путем постановки специальной метки в виде буквы «Х», исполненной красной губной помадой на доме № 13 по Ленинскому проспекту.
Макмэхен будто в воду глядел, когда инструктировал Иванова по этому последнему пункту связи. Громом средь ясного неба прозвучал для шпиона приказ о его направлении для прохождения дальнейшей службы в Дальневосточный военный округ, про который армейские остряки шутили: «Дальше водится только омуль». Он срочно ринулся на явку, и не столько, чтобы получить последние инструкции перед отъездом, сколько попытаться выбить из американской разведки лишнюю тысячу рублей.
Встреча состоялась в не самом лучшем для шпионов месте — в районе Даниловского кладбища. На нее Макмэхен пришел не один, а с женой, которая осуществляла контрнаблюдение. В тот момент они не подозревали, что
Сборы у холостяка Иванова не заняли много времени, как говорится, подпоясался — и вперед. Перед тем как отправиться в дорогу, он решил провериться и оставить с носом возможный контрразведывательный «хвост». Билет на поезд «Москва — Владивосток» им так и не был использован. 2 ноября 1981 года Иванов неожиданно появился в аэропорту «Домодедово», прошел регистрацию и направился к самолету.
Нестройная очередь пассажиров медленно продвигалась к трапу. Иванов ступил на ступеньку, подал билет контролеру. Но тут произошла заминка — контролер обнаружила отсутствие на билете необходимой отметки. Оказавшийся поблизости помощник дежурного военного коменданта вызвался уладить недоразумение. Вместе с ним Иванов вернулся в здание аэровокзала и прошел в комнату. Там его встретили четверо немногословных с суровыми лицами «сотрудников аэропорта».
Он понял все, но уже ничего не мог поделать с прихваченным шпионским снаряжением.
Предположение полковника Алексея Молякова, что Иванов прихватит с собой то, что ему передал на последней явке Макмэхен, оправдалось. При обыске в кармане его кителя были обнаружены инструкция по зашифровке информации, кодовые таблицы и письмо о способах и условиях связи с американской разведкой. Иванов быстро сообразил, что шпионские игры закончились, и, спасаясь от расстрельной статьи, попытался вылезти из петли предательства, в которую загнал себя сам. Тут же, в аэропорту, он написал покаянное заявление и предложил свои услуги теперь уже в борьбе с американской разведкой.
В оперативном штабе операции, взвесив все «за» и «против», решили начать свою игру с ЦРУ. Арест Иванова прошел конспиративно, о его задержании никто из родственников не знал. Все они считали, что он набирается ума в таежном гарнизоне на Дальнем Востоке. Поэтому перспектива вычислить других сотрудников резидентуры ЦРУ, помимо Макмэхена, скрывавшихся под дипломатическим прикрытием, и подпитывать их тонкой дезинформацией, выглядела весьма реальной. В техническом плане особых трудностей она не вызывала, проблема заключалась в самом Иванове, в его готовности без срывов сыграть новую роль.
Анализ собранных на него данных убеждал контрразведчиков в том, что игра стоила свеч. Он, ловелас, кутила, бабник, шпион, все же не был законченным негодяем. Кудряшов, Моляков и его коллеги смогли найти в Иванове то положительное, что позволило начать игру с американской разведкой. Но это потребовало от них немалых организационных усилий и смекалки, чтобы усыпить бдительность резидентуры ЦРУ, которая более чем вероятно отслеживала своего агента. Недаром перед этим они получили у него самую подробную информацию о местах проведения досуга и маршрутах движения.
Предложение Кудряшова и Молякова нашло поддержку у руководства 3-го Главного управления и затем было утверждено Председателем КГБ. Операция советских контрразведчиков бумерангом возвращалась к ЦРУ. В то время, когда Иванов, находившийся в камере Лефортовской тюрьмы, давал показания следователю, из таежного гарнизона Дальневосточного военного округа на его московский адрес и адреса друзей поступали письма, в которых он рассказывал о своей службе. Одновременно отрабатывались и другие схемы прикрытия, создававшие у родных и приятелей иллюзию того, что штрафник старательно тянет служебную лямку, чтобы поскорее вернуться в Москву.