Контрреволюция и бунт

Маркузе Герберт

Преобладающие . тенденции в этом направлении весьма двойственны. Они могут привести к качественным изменениям; они могут привести к дальнейшей интеграции рабочего класса. Интегрирующая тенденция обусловлена некоторыми усилиями руководства по уменьшению фрагментации и распыления работы на конвейерной ленте и наделению отдельного работника ответственностью и контролем над большей единицей продукта. Согласно отчету о таких инновациях, внедренных несколькими электронными заводами в Соединенных Штатах, результатом стало значительное улучшение качества продукта и более позитивное отношение рабочего к своей работе и к предприятию.

Вероятно ли, что эта тенденция приведет к радикализации инициативы рабочих до такой степени, что их контроль над своим продуктом, над своей

индивидуальной работой будет равнозначен концу самого капиталистического способа производства? Или эту тенденцию можно сдержать, не изменяя существенно иерархию на заводе? Чтобы вывести рабочий контроль за пределы капиталистической терпимости, требуется развитие радикального политического сознания среди членов рабочего класса; в противном случае рабочий контроль все еще был бы имманентным для установленная система, ее рационализация. Революционный рабочий контроль предполагал бы примат политических факторов над экономическими и техническими. Если произойдет эта политическая радикализация влево, система будет ослаблена и в конечном итоге разрушена децентрализованным, де-бюрократизированным способом, на который указывает общее состояние монополистического капитализма: неравномерное развитие: рабочий контроль на отдельных заводах или группах заводов — «гнездах» посткапиталистических (социалистических) единицы во все еще капиталистическом обществе (подобно городским центрам буржуазной власти в феодальном обществе).

Такое развитие событий восстановило бы основополагающее достижение революционной традиции, а именно «советы» («советы», Rate) как организации самоопределения, самоуправления (или, скорее, подготовки к самоуправлению) в местных народных собраниях. На их возрождение указывает не только историческое устаревание бюрократических массовых партий, но и необходимость найти, как их исторические наследники, новые адекватные источники инициативы, организации и лидерства. Исторический наследник авторитарной массовой партии (или скорее, ее самосохраняющееся руководство) — это не анархия, а самоналоженная дисциплина и авторитет — авторитет, который может возникнуть только в самой борьбе, признанный теми, кто ведет борьбу. Однако теория и стратегия советов также не должны поддаваться фетишизму «снизу». Непосредственное выражение мнения и воли рабочих, фермеров, соседей — короче говоря, народа — само по себе не является прогрессивным и силой социальных изменений: оно может быть противоположным. Советы будут органами революции только в той степени, в какой они представляют восстающий народ. Они не просто существуют, готовые быть избранными на заводах, в офисах, в районах — их появление предполагает новое сознание: разрыв власти Истеблишмента над работой и досугом людей.

Прямая демократия, подчинение всех делегированных полномочий эффективному контролю «снизу», является существенным требованием левой стратегии. Требование неизбежно двойственное. Взять пример из студенческого движения: эффективное участие студентов в управлении университетом. В политическом плане это требование предполагает, что большинство студентов более прогрессивно, чем преподаватели и администрация. В противном случае перемены обернулись бы против левых. Аргумент верен, но не подразумевает вывода о том, что требование должно быть отменено. Ибо при данных условиях (которые являются долгосрочными условиями, коренящимися в преобладающих социальных тенденциях) у студенческого контроля было бы больше шансов провести крайне необходимые реформы, чем у нынешней иерархии, и стратегия левых должна быть ориентирована на эти условия.

Такого рода критическая оценка также применима к гораздо более широкому вопросу рабочего контроля. Я только что подчеркнул его двойственность. Рабочий контроль может привести к облегчению бремени труда, к его более эффективной организации, к развитию инициативы рабочих. Но в то же время эти изменения вполне могут пойти на пользу капиталистическому предприятию. Тем не менее, требование правильно стало центральным в радикальной стратегии. Ибо такой контроль в долгосрочной перспективе ослабил бы связь между процессом труда и процессом реализации капитала; это устранило бы необходимость в производстве отходов и запланированном устаревании; это дало бы технологии шанс избавиться от ограничений и искажений, которым она сейчас подвергается.

Двойственность «низов» также характеризует левый лозунг «власть народу». Под «народом» здесь подразумеваются не те, кто сегодня поддерживает буржуазную демократию: избиратели, налогоплательщики,

большое количество тех, кто выражает свое мнение в письмах в редакцию, которые считаются пригодными для печати. Эти люди, хотя они ни в коем случае не являются суверенными в каком-либо смысле, уже обладают значительной властью как избиратели правителей, как производная власть, зависящая от правителей. »Власть народу» не означает (ничего, кроме «молчаливого») большинство населения в том виде, в каком оно существует сегодня; это означает меньшинство — жертвы этого большинства, те, кто, возможно, даже не голосует, не платит налоги, потому что им нечего облагать налогом, те, кто в тюрьмах и тюрьмах, те, кто не пишет письма редактору, которые печатаются. Однако амбивалентность лозунга выражает правду о том, что «народ», большинство людей де-факто отличаются от своего правительства и отделены от него, за самоуправление народа все еще нужно бороться. Это означает, что эта цель предполагает радикальное изменение потребностей и сознания людей. Люди, которые имеют власть освободить себя, не будут теми же людьми, теми же людьми, которые сегодня воспроизводят статус—кво, даже если это те же люди.

Хотя верно, что люди должны освободиться от своего рабства, также верно и то, что они должны сначала освободиться от того, что из них сделали в обществе, в котором они живут. Это первичное освобождение не может быть «спонтанным», потому что такая спонтанность выражала бы только ценности и цели, вытекающие из установленной системы. Самоосвобождение — это самообразование, но как таковое оно предполагает обучение другими. В обществе, где неравный доступ к знаниям и информации является частью социальной структуры, различие и антагонизм между воспитателями и теми, кого нужно воспитывать, неизбежны. Те, кто образован, обязуются использовать свои знания, чтобы помочь мужчинам и женщинам реализовать свои истинно человеческие способности и наслаждаться ими. Всякое подлинное образование — это политическое образование, а в классовом обществе политическое образование немыслимо без руководства, воспитанного и проверенного в теории и практике радикальной оппозиции. Функция этого руководства состоит в том, чтобы «перевести» спонтанный протест в организованное действие, которое имеет шанс развиться и превзойти сиюминутные потребности и стремления к радикальному переустройству общества: превращению сиюминутности в организованную спонтанность.

Спонтанность не противоречит власти: поскольку революционная практика представляет собой взрыв витальных потребностей (которые, как мы видели, не обязательно должны быть потребностями в материальных жизненных потребностях), она коренится в спонтанности — но эта спонтанность может быть обманчивой: она может быть результатом интроекции: социальные потребности, требуемые установленным порядком, но препятствующие освобождению человека. Сегодня это имеет место в беспрецедентной степени. Интенсивная идеологическая обработка и управление людьми требуют интенсивного контрвоспитания и организации. И эта самая необходимость сталкивается с антиавторитарными тенденциями среди Новых левых.

Эти тенденции трудно оценить: их нельзя просто осудить. С одной стороны, они являются частью исторически правильной оппозиции против бюрократически-авторитарных массовых партий; с другой стороны, они преждевременны и ставят под угрозу эффективность движения. В абстрактной форме они выражают отличительную черту сегодняшней радикальной оппозиции, а именно, степень, в которой она черпает свою силу (и истину) из своих корней во всем индивидууме и его жизненной потребности в образе жизни в обществе других свободных индивидуумов и в новых отношениях с природа — его собственная, а также внешняя природа.

Новый индивидуализм поднимает проблему соотношения личного и политического бунта, личного освобождения и социальной революции. Неизбежный антагонизм, напряжение между этими двумя, легко превращается в немедленное отождествление, разрушая потенциал в них обоих. Верно, никакое качественное социальное изменение, никакой социализм невозможны без появления новой рациональности и чувствительности в самих людях: никакие радикальные социальные изменения не происходят без радикального изменения индивидуальных агентов изменений. Однако это индивидуальное освобождение означает выход за пределы буржуазного индивидуума: это означает преодоление буржуазного индивидуума (который состоит из напряжения между личной, частной реализацией и общественной деятельностью), в то же время восстанавливая измерение самости, приватности, которое когда-то создала буржуазная культура.