Контуженый
Шрифт:
— Ни как сам Кит. Живой!
— Так точно! — улыбаюсь в ответ.
Пока Чапай отвлекся, новобранцы гудят между собой. До меня доносится: «Легко сказать маскировка, и как окопы скроешь?» «Какие окопы, мы в штурмы готовимся».
В голове щелкает — когда-то я сам также думал. Был уверен, что война — это лихие атаки и быстрые победы. А по большей части, война — это тяжкая окопная жизнь без удобств и с кучей предосторожностей.
Слышу свой голос:
— Просто так по линии окопов артой не бьют. Бьют по скоплению
Парни оборачиваются на меня. Чапай представляет:
— Наш минометчик. Вернулся с Донбасса. Растолкуй хлопцам.
Я говорю громче:
— Окопы на фронте без конца и края. В окопах и блиндажах вы будете воевать и жить. Сверху жилые окопы выдает мусор — консервные банки, пластиковые бутылки, упаковки сухпайков. По кучам мусора мы определяли, где цель пожирнее, и клали мины туда.
— А сами как маскировались?
— В черные мешки мусор собирали и закапывали в стороне. Никто не хочет лишней работы, нас Вепрь заставил. Спасибо ему. — Я смотрю на ладони с сухими мозолями. — На войне, парни, не только стреляют, а еще и вкалывают.
Я умолкаю, а Чапай продолжает:
— За плечами Вепря несколько войн, он дурного не посоветует. Такие правила написаны кровью. Мы не должны помогать противнику нас убивать!
Новобранцы постигают услышанное. Чапай завершает беседу личным примером. Так же, как когда-то с нами, он приподнимает штанину и показывает протез.
— И еще о важном, хлопцы. Под ноги смотрите. Мины.
Чапай передает группу следующему инструктору.
Он подходит ко мне, прихрамывая на протезе, ощупывает взглядом:
— Какими судьбами, Кит?
С подвязанной рукой я выгляжу не так браво, как хотелось бы, но рапортую бодро:
— Командир минометного расчета Кит прибыл в ваше распоряжение для продолжения службы!
— Целый вроде, не то, что я, — подшучивает Чапай и требует: — Давай бумаги от врачей.
Я протягиваю папку с выписками из двух лечебных учреждений. Чего там только не написано, каждое второе слово непонятно, начать хотя бы с названия — выписной эпикриз. Чапай читает, теребит усы, хмурится.
— Рад тебя видеть, Кит, но рано ты на войну собрался. Как миномет будешь таскать со сломанным плечом и битыми ребрами?
— Кости срастутся, — заверяю я.
Чапай подхватывает:
— Срастутся, если на печи лежать. А ты же в пекло рвешься.
— Дома как-то не так. На фронте все правильно и понятно. Рядом свой, напротив чужой. Или ты его, или он тебя.
Чапай кивает и возвращает мне бумаги. Он согласен, но чем-то озабочен. Смотрит, как новобранцы ловко прыгают в окоп, и уводит меня от любопытных глаз.
— Пойдем, Кит, пройдемся.
На ходу он рассуждает:
— Глаза, руки у тебя есть — палить можно. Только, вот, прицеливается голова. А у тебя с головой проблема. Контузия не беспокоит?
— Да мало ли чего врачи напишут! — Я злюсь
Чапай поддакивает мне, как с капризному ребенку:
— Таблетки — это хорошо.
Я раздражаюсь:
— Чапай, я опытный боец, а этих еще учить и учить! Да я…
За спиной жуткий грохот. Бац! Бац! И темнота.
Сквозь гул в голове пробивается ватный голос откуда-то сверху:
— Эй! Контуженый, ты жив?
Я открываю глаза. Лицо в земле, руки зажимают уши, в животе тошно.
Голос Чапая вещает из мутного тумана:
— Хлопцы метание гранат отрабатывают, а ты крутишься, как блоха на сковородке.
Я поворачиваю голову, вижу протез Чапая. Он стоит уверенно, а я в панике скорчился на земле от звуков боя. После больницы я замечал, что громкие звуки для меня болезненны, но чтобы настолько!
Пытаюсь приподняться, встаю на четвереньки. Башка гудит, как кипящая кастрюля, лицо пылает от стыда.
Чапай помогает мне встать и поддерживает, пока я не начинаю контролировать головокружение. Он выкуривает сигарету, давая мне возможность прийти в себя.
Отбрасывает окурок, впивается взглядом, ругается и втолковывает:
— Ты командир, твою мать! От твоего решения зависит жизнь бойцов! Твоя башка даже на пороге ада должна работать без сбоев и промедления. Цена ошибки — жизнь! И не только твоя. Урок усвоил?
Перед глазами роковая ночь. Приезжает грузовик с минами. Подчиненные ждут моего решения. А ночью огненный взрыв уносит их жизни. Какое решение я принял? Почему они погибли?
— Усвоил, — хрипит мое горло.
Чапай смягчает тон:
— Ты пообвыкнись дома месяц-другой. С башкой прояснится. Пройдешь медкомиссию, тогда и посмотрим, вернулись к Контуженому железные яйца.
Слова кажутся мне обидными. Смотрю исподлобья:
— Я Кит.
— Позывной не имя от мамки, а твоя суть. Сегодня отоспишься в санитарной палатке, придешь ко мне завтра. Вопросы есть, Контуженый?
Я смиряюсь: Контуженый — это в точку. Помимо головы болят потревоженные ребра и плечо. Я плетусь к санитару за обезболивающим.
Наутро ищу Чапая. Он на построении с новым выпуском бойцов ЧВК «Вагнер». Парни в полной боевой выкладке расслабленно внимают старому вояке. Вспоминаю, как сам вполуха слушал его наставления, считая главным практику на полигоне. Теперь же готов подписаться под каждым его словом.
— Бойцы, на войне вас ждет другая реальность. Вы обязаны принять ее и жить в ней. Не думать, что это временно. Не вспоминать о прошлом, не подсчитывать дни и не гадать о будущем. Это абсолютно другая жизнь! Там свои законы и правила. Кто быстрее к ней адаптируется, тот не только выживет, но сохранит здоровой психику. Насколько это возможно. Забудьте себя в прошлом. С сегодняшнего дня вы воины!