Контуженый

Бакшеев Сергей

Я прислушиваюсь к ударным инструментам военной рапсодии. Бравирую боевым опытом:

— Слышите, их танк долбанул. А это наши минометы пукают. Гаубицы подключились… А с той стороны натовскими «тремя топорами» работают.

Так на фронте окрестили американские гаубицы М777.

— Три семерки действительно такие точные? — интересуется Лиза.

— Первую неделю пока ствол не изношен. Наша «Мста» надежнее.

— Мы не с Украиной, а против НАТО воюем, — возмущается Михалыч. — Эшелонами им технику шлют. Переодетые натовцы

«хаймерсами» управляют.

— Мы их «химерами» называем. Далеко бьют, суки, — ругаюсь я. — Но наши учатся перехватывать.

Я слышу пакетный выход реактивной системы с характерным воем.

— Во! Наши «Ураганы» поддали жару! Не хуже «химер». Но больше всего бандеровцы боятся огнеметных систем. Огненный вал из-под земли достанет.

— Не только нам восемь лет под обстрелами, — ворчит Михалыч.

— Из местных? — догадываюсь я. — Не жалеете, что более-менее мирная жизнь вот так обернулась?

— Ты, Контуженый, за языком следи! — обижается Михалыч. — Более-менее… Восемь лет неопределенности в ожидании какого-то «минска», как манны небесной, всех достали! Мы русские, мы с Россией! И другого «минска» или «стамбула» нам не надо. Только время зря теряли.

— Ждете референдума? — спрашиваю я.

— Хоть завтра за Россию руками и сердцем. Людям уверенность нужна, что Россия здесь навсегда.

— Будет референдум, — заверяет Лиза. — Бюллетени напечатаны. Скоро официально объявят.

— Побыстрее бы. Бандеровская власть все эти годы детям мозги перекраивает под своих идолов.

— Это как?

— Я с Северодонецка. До освобождения школьники с Киева приезжали, так, знаешь, шо сказали: сдались бы Гитлеру, жили, как в Германии. Я им: ваши мамки бы не родились, потому шо ваших бабок фашисты заморили. Эх! Память деткам отшибли и взрослым мозги прочистили.

— Братскую Украину перекроили в Антироссию, — добавляет Лиза.

— Настолько анти — диву даешься! — возбуждается Михалыч. — Украинцы Северодонецк при отступлении пушками раздолбали. Так сосед мне: то русские палят. Я ему: у тебя шо повылазило? Не чуешь, откуда лупят? Мы туточки всё видим.

Я подтверждаю:

— У ВСУ приказ на уничтожение инфраструктуры при отходе.

— Бабахают по живым, потому шо мы для западенцов нелюди! — рубит ладонью воздух Михалыч. — Они все гаражи повскрывали, машины наши забрали. Магазины тож обчистили. Волокли всё подряд, грузили на краденные авто и к себе поперли. Мебель большую забрать не сподручно, так штыком нацарапали «Украина понад усё». Фашисты!

— А сами русских солдат клеймят в мародерстве.

— У киевской власти две ноги — одна брехня, другая запугивание! И две руки — одной дай доллары, другой оружие! — Михалыч распаляется не на шутку: — Вэсэушники селились в любой дом, а когда тикали, так не только технику, сына носки позабирали. Соседка ни слова сказать не могла, русскую симку прятала. Если бы учуяли, шо она с сыном с России разговаривает, зарезали. Такие

случаи были. А сейчас, когда в контрнаступление пошли, заваливают сообщениями. «Тикай, ЗСУ вже блызко. Твоя смерть иде».

Наши отступили из некоторых районов, но я обещаю:

— Отвоюем обратно, Михалыч.

— Отвоевывать нашу землю надо было еще в пятнадцатом. Я бы тогда с оружием на передке дрался.

— Ты нам, Михалыч, за рулем нужен, — успокаивает водителя Лиза.

Михалыч разливает кофе по чашкам и объясняет:

— У нас мобилизуют до пятидесяти пяти лет. Я уже старше. Зато могу туда-сюда с гуманитаркой мотаться. И вот шо я вижу, как там и тут. Здесь на Донбассе наша судьба бороться за Родину. Другого пути у нас нет. А там позволяют себе ворчать, шо с наскоку Киев не взяли. Их бы сюда. Нам людей не хватает.

Я согласен:

— Россия большая. Припрет, всем страной на врага навалимся.

— Уже приперло! Пора навалиться! Когда мы все вместе начнем биться за общую Родину, то никакое НАТО нам не страшно. Потому что мы хотим на своей земле жить, а они хотят нас убить. Жизнь всегда побеждает смерть.

— Жизнь за Родину — это по-людски, — соглашаюсь я.

— А Родина у нас общая, — подтверждает Лиза.

Я слышу тихий стрекот. Задираю голову. В небе висит беспилотник. Черт! Мы рядом с линией фронта. Здесь нельзя расслаблять!

Всё просто. Оператора беспилотника привлек микроавтобус с символикой Z. Теперь он разглядел трех человек рядом. Я в прежней военной форме, Михалыч в спецовке защитного цвета, даже на Лизе камуфляжные штаны, которые ей очень идут.

Сейчас оператор передаст координаты легкой цели и по нам отработают.

Я вскакиваю, тычу в небо пальцем:

— Сматываемся!

Беспилотник начинает резко снижаться. Реальность оказывается еще проще и страшнее — над нами барражирующий боеприпас. Шансов умчаться нет!

Я прыгаю на Лизу и падаю с ней в канаву. Михалыч скатывается рядом. И в этот момент грохает взрыв. Комья земли шлепают по спине, звуковая волна бьет по контуженному мозгу. Я лихорадочно отползаю на четвереньках. Падаю в позе зародыша, зажимаю уши, закрываю глаза.

Проходит время. Кто-то разжимает мои руки, заглядывает в зрачки. Это Михалыч.

— Ты как, сынок?

Я понимаю, что пережил неконтролируемый приступ паники. Мне стыдно. Оправдываюсь:

— Это пройдет. Врач обещал.

С помощью Михалыча я выхожу на дорогу. Пошатывает, в глазах огненные круги. Микроавтобус опрокинут и сильно поврежден взрывом. Игнорируя дым из-под капота, Лиза мечется, пытается извлечь коробки с беспилотниками. Михалыч саперной лопаткой засыпает тлеющие провода.

Мы разбираем груз. Только две целых коробки. Остальные дроны или полностью разбиты или повреждены.

На Лизе нет лица. Она чудом выжила, но горюет о разбитой технике:

— Я не справилась. Не довезла. Как я перед людьми отчитаюсь?