Конъюгаты: Три
Шрифт:
– Есть умные книги и есть не очень умные. Я читаю иногда из первой колонки: по работе нужно, или приспичит.
– Пфф, тебе постоянно приспичит, не прибедняйся.
– Но это же не для всех. Там другой мозг иметь надо, ну или другое образование. Твои книжки очень легко читаются. Я могу прочесть одну средней толщины за один вечер.
– Ты глотаешь их за несколько минут.
– И без конъюгации.
– Это что, издевательство такое?
– Наоборот, комплимент. Есть много чего от первого лица. Это располагает. Сразу интимно становится. И откровенно.
– Господи.
– Не
– Скажешь тоже.
– И куда же без похоти и романтики. Морковка – наше всё! Вообще о чём писать тогда? Если не о любви? Это же элементарно. Все знают это с пелён.
– Думаешь?
– Ага. И мне нравится, что ты путаешь временные правила. Знаешь, в английском, это было бы ещё интереснее.
– Это происходит непроизвольно.
– Не ври. Кое-где, ты сама делаешь такие штучки, я же вижу. Ты не такая дура. Дура, конечно. Но моя дура. И не в том смысле.
– Я – дура. И я это знаю.
– Мудрость Сократа. Другое дело, возраст. Это не отменишь. Кое-какие вещи притупляются, другие наоборот. Это естественно. Но тебе ещё плыть и плыть до этого мега-философского равнодушия.
– Агний, ты субъективен!
– Не отрицаю. Но я честно сказал.
– Может, мне избавиться от гребаного псевдо-психодела.
– А оно итак усмирилось и тихо потявкивает местами.
– Это плохо?
– Ну вот (смеётся). Тебе его жаль да? Тогда выпусти. Делай, что хочешь, конфеточка моя.
– Я не конфетка. Перестань строить из себя крутого чувака.
– Но тебе же нравится.
– И это тоже.
– Как хочешь, кроха.
– Агний!
– Между прочим, тогда я прошу не быть такой двуличной.
– Чегооо?
– В гостях и в обществе, вот недавно к примеру, ты всегда сама благородность и как гейша ходишь со сложенными руками за мной, как эскорт. А на деле, дома всегда меня обзываешь, ругаешь и мутузишь.
– Ой-йё.
– Ей-ей. Ты думаешь, я в восторге? В восторге, как идиот. А потом здесь: Агний не так, Агний не то.
– Ой-ё. Ты действительно стал гребаным женатиком.
– Ну, Далила, я же тоже из плоти и крови.
Освобождает её из "ракушки" и усаживает рядышком. Всё же, поглядывает украдкой, искоса. Она выглядит беспечно, море по колено, равнодушно.
– Далила.
– Ну чего тебе.
– Да-ли-ла!
– Хочешь, чтобы я просила у тебя прощения? Нафик.
– Дэли, ты нарочно да?
– Нет. Такое вот нехудожественное у меня лицо. Даже не старайся прочитать меня по телу. У меня организм, как твой наоборот.
– Дайя, ты совсем меня не любишь.
Поник головой, как осенний колокольчик.
– Кончай артистировать, здесь тебе не колизей.
Молчит.
– Мне, вообще-то, тоже нелегко ломать комедию.
Молчит.
– Я-то не по этой части.
Молчит.
– А ты думаешь, что
Молчит.
Молчат.
Хрисанф первый отрывает свою прекрасную жопу и льнёт к ней, как забродившая жвачка к одежде.
– Ты что, я же умру. И мне себя не жаль. Мне тебя жаль, из-за того что тебе жаль меня. Прости меня. Я стал гребаным женатиком.
– Ну, ладно. Давай покушаем и я потом расскажу, почему вела себя так, как будто в карикатуре на историю, когда, помнишь, ты донимал меня вопросом про усталость.
– Далила, я люблю тебя.
Приходится им чуть повременить с ужином. Но ненадолго. Они по этому поводу не парятся.
Глава 2
– Хочешь, теперь тебя будут звать Стефан?
Стефан слегка кивает головой.
– Далила, к гадалке не ходи, наверняка обзовёт тебя Стафом, но ты не сердись, это она не со зла.
– Хорошо, мессир.
– Нет. Так не пойдёт. Здесь дома ты должен обращаться ко мне: Александр, ну или как угодно попроще. Саша, как-то странно звучит для меня, но это же моё имя.
– Постараюсь.
– Молодцом. Я рад, что ты согласился работать у меня. И действительно рад, что состояние твоего организма пришло в относительную норму. Стинки – это не для нас, понимаешь? Не надо больше этим заниматься.
– Хорошо.
Агний ходит по северной веранде, где обычно мало кто тусуется в такой ранний час: пять утра. Довольно свежо и прохладно, но Кирсанов в тонкой светлой рубашке и снизу в спортивных леггинсах: полупереоделся для пробежки, но отвлёкся на беседу с новым работником. Босыми ногами трёт некрашенные гладкие половицы, потемневшие от солнца и времени, усаживается на лёгкую садовую лежанку, собранную Калитой из обычных ивовых прутьев.
– Для начала можешь нашлифовать тут полы? Я на днях оциклевал, но жена сказала, что ей, всё же, заноза попала, когда она потом убиралась тут маленько. Поэтому там в пристрое есть всё для полера, покажу как с ним разобраться, а далее физические нагрузки и свежий воздух пойдут тебе на пользу.
– Хорошо.
Стефан угрюмо стоит в углу возле резного палисада, почти слившись с тенью больших цветов в горшках. Он очень худой, бледный, не очень высокий, можно сказать, лысый. Глазницы впали, оттого глаза кажутся более тёмными, чем есть на самом деле. Кисти длинные, пальцы красивые, как у пианиста, но практически такого оттенка, что у свежего утопленника. Губы изящные, красивые, когда-то видимо улыбающиеся, но сейчас с синевато-лиловатым отливом. На лице преждевременные глубокие мимические морщины и в целом преждевременная измождённость. Хрисанф дал ему кое-какой своей одежды, но несмотря на стройность Кирсанова, на экс-стинки всё висит рубищем и колыхается на ветру, ровно как на спице.