Коп из полиции нравов [Коп из полиции нравов. Шпион поневоле. Требуется секретарша. Весьма опасная игра]
Шрифт:
И вследствие того, что рыбам некуда спешить, и они очень дотошны, то когда пройдет некоторое время, вряд ли найдется убедительный повод голове оставаться там, где она была всегда. Пройдут еще годы, и умиротворяющее мягкое илистое покрывало озерного ложа накроет все и все вберет в себя.
Я поднял голову. Скала, с которой мы стреляли, была немного впереди и чуть в стороне. Крест, который я увидел сначала, скорее всего, был нарисован на конце крыла. Я сориентировался, как самолет был расположен относительно
Мы сдрейфовали на несколько футов к одной стороне самолета. Теперь я мог различить длинную прямую линию фюзеляжа, большой горб кабины с крышей, напоминающей теплицу, и сразу за ней другой крест между буквами J и О.
Я помахал Хомеру — мол, греби обратно, и он переместил лодку к кабине. Задний люк был открыт и обрывки лестницы свисали, как водоросли. Пока нас снова сносило течение, опять мелькнула белозубая кривая ухмылка, но обращенная уже не ко мне, а только к небу, где не было рыб.
Я снова выпрямился и вытер лицо рукой.
Было мокро и холодно.
— Я должен был узнать, — пробормотал я, — я должен был узнать…
Затем я вспомнил о Хомере, который терпеливо и внимательно смотрел на меня. Пришлось махнуть рукой и взяться за весло.
— Взгляните.
Я греб взад-вперед, пока он не выпрямился, и затем направил лодку к берегу.
Хомер задумчиво, словно осваиваясь с увиденным, заметил:
— Я полагаю, сэр, что это немецкий самолет, и вероятно, он лежит здесь больше семнадцати лет.
— Вынужденная посадка на лед, — кивнул я. — Когда озеро было замерзшим, он проскользил его по льду и врезался в скалу. А потом, когда лед растаял, пошел ко дну.
Хомер вежливо вопросительно приподнял бровь.
— Вы можете это заключить, сэр, из того, что видели?
— Это «Мессершмитт 410». Человек в нем — сержант-пилот Клебер. Он поднялся с взлетной полосы люфтваффе в Ивайло 26 марта 1944 года, и я предполагаю, что с тех пор мы первые люди, которые его встретили.
Хомер внимательно смотрел на меня. Его вежливая мина была непроницаема. Если он и полагал, что в голове у меня завелся короед, то не в его обычаях было заявлять об этом.
Я направил резиновое суденышко к пляжу.
— Я встречался с человеком, у которого сохранился старый журнал прилетов и вылетов самолетов люфтваффе из аэропорта Ивайло. Кто-то же должен был его прибрать, когда вышибли немцев. Помню, что видел запись об этом полете: тип самолета, опознавательные индексы, имя пилота. В графе прибытия отмечено: «Пропал без вести».
Мы вылезли на берег. Хомер спросил:
— Как получилось, что вы запомнили именно этот рейс?
— Я искал того пилота. Предполагал, что человек, которым я интересуюсь, примерно в это время мог стать здесь пассажиром. Этот вылет был единственным в те дни, с пассажиром инкогнито.
— Я
— Они там были. Задний люк открыт и лестница опущена. Ни один пилот не полетит на самолете с открытым люком и болтающейся лестницей. И сам пилот… Он мог погибнуть при такой посадке, если бы только разбил самолет о скалу вдрызг. Вы заметили, у него нет части челюсти?
Хомер кивнул.
— Такой эффект может получиться, если пассажир с заднего сиденья приставит пистолет к затылку и нажмет курок. И это очень похоже на пассажира, который меня интересует.
Хомер задумчиво заметил:
— Очень неспортивный выстрел.
Пришла моя очередь на него уставиться. И, вероятно, я делал это не так деликатно, как он. Но он на меня не смотрел. Он стоял и смотрел вдаль, вероятно, стараясь себе представить, что произошло 18 лет назад.
— Да, — медленно кивнул я, — действительно неспортивный выстрел.
Хомер вернулся к жизни из своей дали, улыбнулся и сказал:
— Вы думали, что ваш знакомый… пассажир… мертв?
— Да, думал так 17 лет. А надо было выяснить точнее.
— Он, может быть, все еще жив?
— Надеюсь.
— Он был вашим товарищем во время войны, сэр?
— Нет. Скорее, если быть точнее, мне всегда хотелось собственноручно его убить.
Хомер только тихонечко кивнул, как бы для себя, и больше к этой теме не возвращался.
Я открутил клапан резиновой лодки, выпустил воздух и свернул ее.
— Ну, ладно, я закругляюсь. Вернусь дней через десять — двенадцать с таким же грузом. Все правильно?
— Это будет очень любезно с вашей стороны, сэр. Я выпишу чек.
Он полез за чековой книжкой.
— Не затрудняйтесь, в следующий раз.
Но все кончилось вторым стодолларовым дорожным чеком. Я поблагодарил и спрятал чек в карман.
— Кому-то что-то передать?
— Не думаю, что стоит это делать, сэр. И спасибо за прекрасно проведенное время. Для меня это было большим удовольствием!
— Для меня тоже.
Я повернулся, чтобы идти, но вновь обратился к нему:
— Кто-нибудь знает, что вы здесь?
— Обычно меня находят. — Он чуть застенчиво улыбнулся.
— Хорошо, предположим кто-то явится и будет вас искать; найдут меня. Что я должен говорить?
— Почему вы спрашиваете, сэр?
Я сам точно не знал. Вероятно, потому что я не представлял возможности для человека, обладающего немалым куском мира, исчезнуть из него надолго. И потому еще, что его манера поведения, казалось, была вызвана желанием как можно дольше оставаться в никому не ведомом укрытии, предполагала, что кто-то будет его разыскивать. Я неопределенно покачал головой.
— Если честно — не знаю, но все-таки, что мне говорить?