Копейщики
Шрифт:
Мерон схватил монаха за рукав, и они выбежали из церкви. Запутав следы в переулках и два раза сменив направление, они перешли на шаг. Но священник внезапно остановил Андре:
– Имя? – он внимательно смотрел в глаза Мерона, стоя почти вплотную.
– Андре, - пережитая только что опасность будоражила кровь, но дыхание уже успокаивалось. Монах тем временем продолжал:
– Крёстный отец твоего деда?
Какое-то шестое чувство подсказало Мерону ответ:
– Король Фридрих Штауфен.
– Пойдёмте, сэр, - проводник Андре пошёл вперёд, не оглядываясь.
К рассвету лабиринт улиц вывел их на окраину Лондона где-то
– Езжайте вот по этой тропе, никуда не сворачивая. В конце её найдёте то, что ищете, – проводник жестом руки предложил Андре садиться в седло.
– А вы? – Мерон придержал коня.
– А у меня в Лондоне остались дела.
Монах ободряюще улыбнулся своему спутнику и пропал в темноте леса.
Андре поехал в указанном направлении. Тропа закончилась дорогой вдоль узкого притока Темзы, а дорога - сводами каменного арочного моста. За рекой высилась освещённая Луной тёмная громада стен. Над закрытыми воротами в стеклянном фонаре горела свеча. Андре подъехал к калитке, спешился и, найдя массивное кольцо, постучал. Минут через пять он услышал неторопливые шаги, и грубый низкий голос сказал:
– Здесь не ждут гостей.
– А если кто-то шёл издалека?
– Насколько долго? – голос был всё так же тих и глух.
– Настолько, что на лице гостя остались шрамы, мозоли на ногах стали твёрже подошв его сапог, а сапоги менялись столько раз, что гость и не помнит, сколько их было, прежде чем он постучал в эти ворота.
– А какой ветер принёс путника к этой калитке? – в этом вопросе прозвучали интерес и удивление.
Мерону не по душе была эта игра, но ночлег в лесу или перед воротами замка его не прельщал.
– Ветров было слишком много, чтобы плащ гостя остался цел. Он больше не служит мне защитой от дождя и снега.
– Не вижу веских оснований открыть прохожему дверь. Здесь мирная обитель служителей Господа, а не странноприимный дом для паломников. В получасе отсюда по дороге влево есть маленькая деревушка. Там вы найдёте кружку доброго эля или пинту горячего молока по вашему желанию.
– Сейчас я высажу дверь и вытрясу из вас душу, - Мерон в ярости стукнул кулаком в дубовые доски.
Смотровое окошко приоткрылось, и в свете Луны сверкнул холодный зрачок пистолета.
– А у меня есть приятель, который знает толк не только в плащах, но и в шкурах нахалов.
Андре отступил на шаг.
– Зато у меня хранится нечто, чего не хватало Наполеону при Ватерлоо, и что очень хотел бы видеть отец Рубио.
Наступило молчание. Затем калитка медленно приоткрылась, оставляя щель, чтобы войти взрослому человеку.
За дверью стоял
– Извините меня, ваша милость. Но с некоторых пор мы соблюдаем осторожность. Вы попали по адресу. Я провожу вас в отведённую вам комнату. Там можно отдохнуть и дождаться приезда отца Рубио. Мы ждём его завтра. Он дал подробные инструкции в отношении вас.
Первый раз за много лет Андре ощутил чувство безопасности и покоя. Он спал с открытым окном и даже сквозь сон ощущал свежесть чистой постели, запах душистого сена из тюфяка и вкус мёда на губах.
Открыв от яркого света глаза, Андре растерянно заморгал горячими от солнечного жара веками. Потеплело, и иней, посеребривший ветви деревьев с вечера, превратился днём в капли росы. Горошины алмазов усеяли подоконник. Воробьи затеяли свару прямо под окнами. Он проспал до обеда и мог бы спать дольше, но из смежной комнаты пахло хвоей и розовым маслом. Андре встал. За стеной на небольшом возвышении стояла большая дубовая бочка, наполненная горячей водой. Под медным днищем тлели угли, рассыпанные толстым слоем на бронзовой жаровне. Рядом на стуле лежало чистое бельё и новая одежда, похожая на ту, которую Андре видел на привратнике. Мерон разделся и с наслаждением влез в воду.
Скрипнула входная дверь.
– Эй! Кто там?
– Ваше вино, сэр, и холодный цыплёнок.
– Хорошо, еду оставьте на столе. А вино подайте сюда.
Он лежал в полудрёме, изредка маленькими глотками пробуя вино, и оставлял воде грязь, пот, усталость и тревогу предыдущих лет. Топот копыт за окном вернул его в настоящее. Андре вылез из бочки и еле успел одеться. В дверь постучали, и через мгновение он увидел отца Рубио. Тот вошёл быстрым шагом и обнял Мерона. Потом отступил в сторону и уже более внимательно осмотрел своего воспитанника с ног до головы.
– Если бы встретил тебя на улице - не узнал бы. И эти шрамы на лице…
Сам отец Рубио постарел. Седые волосы выбелили когда-то чёрные виски, продольные морщины у переносицы стали глубже. Под глазами набрякли мешки. Он похудел, и впалые щёки были скрыты серебром щетины.
– Досталось тебе, - наставник устало присел на постель Мерона и, глядя тревожно ему в глаза, спросил: – Ну, что скажешь?
Андре только сейчас почувствовал на бедре холодную сталь наконечника. Оказывается, он так привык к нему, что даже не снял, залезая в воду. Молодой человек смущённо отвернулся, закатал широкую штанину и отвязал ещё мокрую верёвку.
Наконечник, глухо соприкоснувшись с деревом, лёг на стол. Андре смотрел на сталь со смешанным чувством облегчения и утраты.
– Наконец-то после стольких лет он снова у нас, - отец Рубио перевёл глаза с лезвия на гостя. – На нём следы крови. Почему?
– Эта кровь уже высохла и так же холодна, как та, что на трупах, лежащих в подземелье замка Келли, как кровь, пролитая мной в горах Греции. Она так похожа своим чёрным цветом на реки крови, пропитавшие землю в наполеоновских войнах, на потоки, заполнившие улицы Варшавы после входа туда войск генерала Паскевича… Сколько ещё нужно пролить её, чтобы железо, - Мерон подтолкнул к отцу Рубио наконечник, - насытило свою ярость? Она так велика, что от людей, устроивших мне засаду в Шотландии, остались изрезанные вдоль и поперёк кровавые куски.