Копейщики
Шрифт:
Размышления Меро прервал голос проводника:
– Вон, ваша милость, видите? Аккурат за этой горой – крепость сарацин. Да вот и дозорные язычников.
– Где? – барон, очнувшись от грустных дум, вертел головой и единственным глазом, оглядывал горизонт.
– Так вот он, видите, холм с корявым кедром на вершине? Два пальца вправо – кусты, а над ними - три шлема с перьями.
Меро перевёл взгляд, следуя указаниям проводника.
«Поздно! От судьбы не уйти. Даже если бы я дезертировал и ушёл от погони - как бы смог с таким грузом бесчестия вернуться домой к жене и сыну? С какими глазами? Пусть лучше запомнят меня, как воина и человека долга», - принял решение тамплиер.
– Так! Слушать меня! Все знают, что делать? – голос де Меро приобрёл твёрдость
– Повторяю для тугодумов. Атакуем в лоб. Сарацины не ждут нас с ответным визитом после недавней битвы. Гарнизон наверняка не готов к штурму. Пока на стенах нет горящей смолы, а на башнях – запаса камней, берём ворота. Трое с топорами, под прикрытием наших щитов делают на воротах лестницу. Вы - пятеро с арбалетами, - Меро покосился на людей магистра, - держите под прицелом стражу на стенах. Остальные по ступеням из топоров лезут на башню. Рубите стражу, открывайте ворота. Резерв – это ты, Бертран. С десятком конных, с пиками наперевес врываешься в любую щель или калитку, открытую кем-то из нас. И попробуй только не опрокинуть заслон мусульман! Выпорю, как мальчишку!
Кто-то засмеялся, но тут же лица рыцарей стали строже. Руки сжали оружие, глаза посуровели.
– Ну что, дозорные на холме не сообразили, что к чему?…Тогда - с нами Бог! Вперёд!
Меро толкнул коня шпорами и, отряд, набирая скорость, устремился к крепости, отрезая дорогу трём сарацинам, пустившим своих лошадей с холма в галоп.
Через час крепость сдалась, подняв на башне внутренней цитадели белый флаг. Застигнутый внезапным штурмом гарнизон оказал ожесточённое сопротивление только у ворот. Три раза крестоносцы бросались на штурм и три раза откатывались от стен, унося раненых и убитых. Исход дела решил тамплиер, на котором не было шлема и щита. Сарацины с изумлением и страхом смотрели на высокого худощавого человека без лат и кольчужной рубашки. Его белый плащ с красными крестами мелькал в самой гуще защитников крепости. Казалось, этого безумца нельзя было достать ни копьём, ни стрелой, ни коварным камнем, выпущенным из пращи. Два окровавленных меча молниями сверкали в его руках. Да и сам он походил скорее на демона, чем на человека. Мусульманские лучники вскоре потеряли его в гуще схватки. А место побоища скрыла пыль, поднятая множеством ног.
И когда пропел рожок сарацин, возвещая о сдаче крепости и приказе оставить на милость врага небольшой городок, затерянный в степи, рыцаря нашли лежащим за распахнутой настежь створкой ворот. В спине, не защищённой доспехами, торчала короткая толстая стрела.
Бертран с изумлением разглядывал стальное оперение.
– Сарацины таких не делают, - тупо сказал он, с трудом вытаскивая толстое древко. – Точь-в-точь арбалетная, но ведь такого оружия у сарацин до сих пор ещё не было…
Его недоумение развеял один из наёмников магистра, не отходивший в походе от Меро ни на шаг:
– Значит, научились их делать.
Протянув руку, он забрал у рыжего норманна стрелу, краем плаща вытер кровь с наконечника и сунул смертоносное жало в свой колчан, где стрела затерялась среди прочих, похожих на неё, как капля воды на множество себе подобных.
Бертран мог бы поклясться, что не отличит теперь стрелу от двух десятков других, высунувших своё оперение из колчана наёмника. Они были все, как от одной мамы. Норманн хоть и был простодушен, но природная смекалка удержала его язык за зубами.
Тамплиеры положили тела убитых в ряд, и один из братьев-монахов прочёл над ними молитву. Жара торопила живых. Взятые в плен сарацины копали могилы, и через два часа за стеной крепости вырос холм мусульманского захоронения. А внутри цитадели десяток христианских могил выстроились ровной шеренгой. В изголовье каждой торчал меч.
Через две недели с повозок прибывшего из Иерусалима отряда рыцарей несколько рабочих сняли прямоугольные каменные плиты, положили на них мечи убитых тамплиеров и тонко заточенными кусочками известняка искусно перевели на гранит контуры клинков и рукоятей. Ещё через неделю каменный меч – точная копия оружия бывшего барона Эрля Гюи де Меро - украшал
Всё, предначертанное свыше, свершилось. И Господу было угодно, чтобы один из лучших рыцарей времён крестовых походов в последние мгновения своего короткого жизненного пути почувствовал себя свободным от ужаса вечной пустоты и страха падения в небытие. Господу было угодно дать ему единственный шанс для совершения… нет, не поступка. Ощутив невыразимую обычными земными словами печаль по утраченным идеалам, услышав звуки труб, призывающих его обнажить меч не ради спасения собственной жизни, а ради обретения смерти, этот воин принял неизбежное.
Безымянная могила легко приняла в себя бездыханное бренное тело, но дух воина поднялся над мёртвой плотью и обрёл свою бестелесную оболочку в памяти врагов и товарищей по оружию. Ещё долго рассказы о храбреце передавались из уст в уста жителями оазисов на просторах Аравии, пока не легли в основу рукописных легенд о временах усердий и пота на пути Аллаха. А далеко от степей Палестины в скрипториях монастырей из хвастливых воспоминаний нескольких ветеранов крестовых походов, вернувшихся с полей битв Святой земли для тихой старческой затворнической жизни, монахи по нитке вытягивали правду и вплетали её в кружево летописных сводов, чтобы и там потомки тамплиеров могли прочесть историю преданного соратниками рыцаря-крестоносца.
Глава 4
Загадка стали
1134 г.
Много воды утекло из ладони вечности. Сколь крепко ни сжимает вечность пальцы в кулак - остаются маленькие щели. Страшные войны, величайшие потрясения, сметавшие с лица земли народы, царства, империи, города и храмы, всё это - мутная вода времени. Она проливается широким бурным потоком событий или пульсирующими толчками выходит из горсти чьей-то жизнью с густой примесью крови. Она питает честолюбие, власть, ростки новых императорских династий и утоляет жажду славы, насытив сталь. Спокойная, полная лени сытая мирная жизнь – это ещё и песок, который находит свои тропы и пути через мозоли и трещины рук, сжимающих мотыгу или кузнечный молот. У жизни есть и веретено, которым она связывает в единое целое нити мистических повествований о героях и пророках, о загадках маленьких кусочков железа, скрытых в толще веков или в телах давно истлевших людей, искавших истины.
Что для времени жизнь или смерть? Всего лишь мгновение между громким криком новорожденного и тихим стоном умирающего.
Для вечности есть другие меры тяжестей и расстояний, высот и глубин, падений и взлётов, добра и зла.
Жильбер Эраль [70]– Великий магистр ордена тамплиеров - медленно перекладывал на массивном дубовом столе списки очередных пожертвований и трофеев, взятых во славу Господа. Отдельно лежали реестры женатых рыцарей, погибших при осаде Аскалона [71] . В который раз он восхищался мудростью Гуго де Пейна и умом духовного наставника Ордена - славного и достопочтенного мэтра Бернарда. В который раз он мысленно благодарил невероятную удачу и промысел божий, водившие рукой многочисленных пап.
70
Жильбер Эраль (Gilbert Erail) - Великий магистр с 1193 по 1200 г.
– магистр Франции, перед этим - командор Иерусалима 1183 г., магистр Арагона 1184 г., магистр Европы 1190 г. Осторожный, умный политик, администратор и дипломат. Придерживался тактики равновесия между христианами и мусульманами на Востоке.
71
Аскалон - мусульманский город крепость в Палестине.