Копейщики
Шрифт:
– Андре! – тихо подозвал раненый в голову офицер молодого кирасира. Тот поднялся на ноги.
– Иди, помоги французским офицерам, а я посмотрю раны у поляков.
– Кто может ходить? Ко мне! – громко сказал Мерон, вставая.
К капитану подошли два польских улана и одни испанский драгун.
– Месье! Помогите мне раздать воду и хлеб.
Они пошли между людьми, раздавая еду и давая тяжелораненым приложиться к деревянным ковшам, оставленным казаками. Солдаты жадно пили воду и делили хлеб.
Тяжёлый запах пота и крови висел в воздухе.
–
– Поосторожней с водой! – сказал ему Мерон, отбирая ковш.
– Ещё!
– Потерпите, майор. Не всех тяжёлых успели напоить.
– Я – командир польской бригады и бывший трактирный слуга в Оверне Пьер Дельзон. А вы? – Француз вытер рот рукавом мундира и вопросительно переводил взгляд с Андре на пожилого улана.
– Из ведомства Молльена – капитан Мерон. А вон тот молодой человек, - раненый в голову офицер кивнул на кирасира, - мой сын Андре.
– Если вы думаете, что я знаю, кто такой Молльен - вы глубоко ошибаетесь. Даву знаю, Мюрата знаю, Нея знаю…
– Молльен – это деньги Франции. Молльен – это казначейство.
– Так почему вам не сиделось в Париже?
– Не мне, а вот этому юноше, - Мерон ещё раз с улыбкой посмотрел на Андре. – Мне, старику, милей бокал хорошего вина, чем запах крови и пороха, а молодым подавай славу. Поэтому мы здесь. Я – по делам казначейства, а он – при мне офицером по особым поручениям. Честно говоря, мне надоело тихое болото Парижа, и я благодарен сыну, что могу принести в этом походе пользу императору. Вот только для войны я уже стар, и меня не берут в действующую армию, но единственного сына я тоже не мог отпустить без присмотра. Говорят, казаки едят человечину?
– Дьявол их знает. На моих глазах ещё никого не съели. Слушайте, я видел, как вы отбивались от казаков у пушек. Все бы были такими стариками, как вы!
Француз подумал немного и предложил:
– Если казаки не вернутся нас добить и мы выберемся отсюда, присоединяйтесь к нашей бригаде. Мои офицеры все лежат вон там, - Пьер Дельзон повёл глазами на поле усеянное трупами.
– Я стар, Пьер. Снабжение войск – вот моя стихия. Если есть вакантное место казначея или фуражира - тогда другое дело.
Дельзон согласно кивнул.
– Значит, договорились. Только вы уж сами решайте вопрос с казначейством о вашем переводе в мою бригаду.
Солнце медленно опускалось за недалёкий лес, день померк, стало прохладнее. Несколько человек умерло, и их пришлось отнести за ограду церкви и положить в стороне.
Уже в сумерках на раненых наткнулся французский разъезд.
– Вот за это и не люблю войну… - Андре вытер пот шейным платком.
– Негде принять ванну.
– Вон ближайший ручей, – генерал показал подбородком на густой кустарник, повторяющий изгибы узкой речки.
– Да, конечно, но ведь придётся опять надевать потный грязный мундир.
– Ты скажи спасибо, что в неразберихе первых дней войны нам
– Я знал - ты что-нибудь обязательно придумал бы. А ещё был уверен, что отыщется и наша коляска под Вильно. Приятно думать о запасах белья и чистых мундирах. Но, увы…
– Лучше держи открытыми глаза и уши. Мы почти под Смоленском, а наша цель также далека, как сейчас тот мост, возле которого стоял Наполеон.
– Тише, нас догоняет чей-то конвой.
Сзади в клубах пыли по дороге приближался отряд кавалеристов. Во главе эскорта, покачиваясь на мягких рессорах, плыла чёрная лакированная карета.
– Дорогу!
Громкие голоса всадников в сверкающих кирасах заставили обоз с продовольствием съехать с колеи. Карета прошла в двух шагах, едва не задевая повозки на обочинах. На запылённой дверце мелькнул герб Наполеона. Андре рассмотрел золотого орла на синем фоне, королевскую мантию, усеянную пчёлами, и орден почётного легиона.
Лошадь Андре рванулась вслед за конвоем, но кто-то схватил её за повод.
– Не горячись, - спокойный голос отца охладил пылкий порыв лейтенанта.
Эскорт Бонапарта проехал шагов двести и остановился возле колонны солдат. Это были ветераны старой гвардии, догоняющие свои батальоны после лазаретов.
Андре, не спеша, подъехал ближе.
– Да здравствует император! – прокатилось по рядам военных.
Бонапарт вышел из коляски.
– А, старина Либера! – Наполеон подошёл к одному из ветеранов, встал на носки и положил руку ему на плечо.
– Я рад, что ты жив, и немного огорчён.
– Почему, сир?
– Потому, что вижу на тебе нашивки капрала.
– Ничего, сир, мой штык капрала ничуть не хуже сабли вон того лейтенанта, - огромный гренадер показал пальцем на Андре.
– Помни, Либера. Каждый солдат моей армии носит в своём ранце маршальский жезл [183] .
– А скажи, Либера, не жаль тебе красоток Марселя? Ведь тебя нет с ними уже лет десять. Я ведь помню, каким ты был в Египетском походе. А сейчас постарел и поседел. Не пора ли на покой?
183
Это не просто красивая фраза. Почти все лучшие маршалы Наполеона: Ж. Ланн, М. Ней, И. Мюрат, Ф. Ж. Лефевр, Н. Ш. Удино и другие вышли из простонародья: Ланн был сыном конюха, Ней – подмастерьем бочара, Лефевр – сын пахаря, Мюрат - трактирным слугой.
– Вы меня обижаете, сир. Я и вот эти парни, - Либера показал рукой на ряды гренадеров, - не могли отпустить Вас в Москву одного, – ветераны, с любовью глядя на своего императора, засмеялись.
Наполеон узкой ладонью похлопал солдата по спине и немного театрально воскликнул:
– Вот она – преданность гвардии!
Он забрался в коляску, подозвал адъютанта.
– Моя ставка с этой ночи у Нея. Распорядитесь о моих вещах. Вперёд!
Лошади тронули, и под крики ветеранов конвой скрылся в пыли.