Корабль Иштар. Семь ступеней к Сатане
Шрифт:
Мы спустились в подземку, он продолжал держать меня за руку.
Мы миновали вход на станцию. Поезд уже ждал. Я зашел в последний вагон, Консардайн — следом за мной. Вагон был пуст. Я пошел дальше. Во втором — один или два неприметных пассажира. Но зайдя в третий вагон, я увидел в его противоположном конце с полдюжины морских пехотинцев во главе с лейтенантом. Пульс мой убыстрился. Вот возможность, которую я ищу. Я пошел прямо к ним.
Заходя в вагон, я краем глаза приметил пару, сидящую в углу у двери. Устремившись к морякам, я не обратил на нее внимания.
Но
— Генри! О, доктор Консардайн! Вы нашли его!
Я невольно остановился и обернулся. Ко мне бежала девушка. Обняв меня руками за шею, она снова воскликнула:
— Генри! Генри, дорогой! Слава Богу, он нашел тебя!
Карие глаза — красивее, в жизни я не видел — смотрели на меня. Глубокие, нежные, в них жалость, а на краях длинных ресниц дрожат слезы. Даже охваченный оцепенением, я заметил тонкую кожу, не тронутую румянами, кудрявые, шелковые, коротко подстриженные волосы теплого бронзового оттенка, под изящной маленькой шляпкой, слегка вздернутый нос, изысканный рот и миниатюрный заостренный подбородок. Именно такая девушка, которую в других обстоятельствах я предпочел бы встретить; в нынешней же ситуации она подействовала… смущающе.
— Ну, ну, мисс Уолтон! — Голос доктора Консардайна звучал успокаивающе. — С вашим братом теперь все в порядке!
— Довольно, Ева, не суетись. Доктор нашел его; я ведь тебе говорил, что так и будет.
Голос второго человека, сидевшего с девушкой. Примерно моего возраста, исключительно хорошо одет, лицо загорелое и худое, рот и глаза, возможно, говорят о разгульном образе жизни.
— Как вы себя чувствуете, Генри? — спросил он меня и грубовато добавил — Ну и задали вы нам сегодня жару!
— Что за беда, Уолтер, — упрекнула его девушка, — если он в безопасности?
Я развел руки девушки и посмотрел на всех троих. Внешне все выглядело весьма правдоподобно: известный специалист, дорогой и многоопытный, пекущийся о беспокойном пациенте с помутившимся сознанием; привлекательная взволнованная сестра, поглощенная радостью от того, что ее свихнувшийся и сбежавший братец найден; верный друг, возможно, поклонник, слегка выведенный из равновесия, но все же неизменно преданный, довольный тем, что переживания его милой кончились, и готовый ударить меня, если я снова поведу себя нехорошо. Так убедительны они были, что на мгновение я усомнился в собственной личности. На самом ли деле я Джим Киркхем? Может, я только читал о нем? Я содрогнулся от мысли, что возможно я действительно Генри Уолтон, свихнувшийся при катастрофе во Франции.
Со значительным усилием я отверг эту идею. Пара, несомненно, ждала на станции моего появления. Но во имя всех дальновидных дьяволов, как они могли знать, что я появлюсь именно на этой станции и именно в это время?
И тут я вдруг вспомнил одну из странных фраз доктора Консардайна: «Разум, планирующий за них, воля более сильная, чем их воля, способная заставить их выполнять все точно так, как их задумал грандиозный мозг».
Вокруг меня сомкнулась паутина, чьи многочисленные нити держала одна хозяйская рука, и эта рука тащила меня, тащила… непреодолимо… Куда?.. Зачем?
Я
— Могу быть вам чем-нибудь полезен, сэр? — спросил он доктора, но глаза его были устремлены на девушку и полны восхищения. И я понял, что не могу рассчитывать на помощь его и его людей. Тем не менее ответил лейтенанту я.
— Можете. Меня зовут Джеймс Киркхем. Я живу в клубе Первооткрывателей. Не думаю, что вы мне поверите, но эти люди похищают меня…
— О, Генри, Генри! — пробормотала девушка и коснулась глаз нелепым маленьким кусочком кружев.
— Все, о чем я прошу, — продолжал я, — позвоните в клуб Первооткрывателей, когда выйдете из поезда. Спросите Лapca Торвальдсена, расскажите ему о том, что видели и передайте, что человек в клубе, называющий себя Джеймсом Киркхемом, самозванец. Сделаете?
— О, доктор Консардайн! — всхлипнула девушка. — О бедный, бедный мой брат!
— Не отойдете ли со мной на минутку, лейтенант? — спросил Консардайн. И сказал, обращаясь к человеку, который назвал девушку Евой — Уолтер, присмотри за Генри…
Он взял лейтенанта за руку, и они прошли вперед по вагону.
— Садитесь, Генри, старина, — предложил Уолтер.
— Пожалуйста, дорогой, — сказала девушка. Держа с обеих сторон за руки, они усадили меня в кресло.
Я не сопротивлялся. Какое-то жесткое удивление, смешанное с восхищением, охватило, меня. Я видел, как лейтенант и доктор о чем-то негромко разговаривают, а остальные моряки слушают их. Я знал, что говорит Консардайн; лицо лейтенанта смягчилось, он и его люди поглядывали на меня с жалостью, а на девушку — с сочувствием. Лейтенант задал какой-то вопрос. Консардайн кивнул в знак согласия и они направились к нам.
— Старина, — успокаивающе заговорил со мной лейтенант, — конечно, я выполню вашу просьбу. Мы выходим у моста и я тут же позвоню. Клуб Первооткрывателей, вы сказали?
Все было бы прекрасно, но я знал, что он думает, будто успокаивает сумасшедшего.
Я устало кивнул.
— Расскажите это своей бабушке. Конечно, вы этого не сделаете. Но если каким-то чудесным образом искорка интеллекта осветит ваш разум сегодня вечером или хотя бы завтра, пожалуйста, позвоните, как я просил.
— О, Генри! Пожалуйста, успокойся! — умоляла его девушка. Она обратила свой взор, красноречиво благодарный, к лейтенанту. — Я уверена, лейтенант выполнит свое обещание.
— Конечно, выполню, — заверил он меня и при этом подмигнул ей.
Я открыто рассмеялся, не смог сдержаться. Ни у одного моряка, офицера или рядового, сердце не устояло бы перед таким взглядом — таким умоляющим, таким благодарным, таким задумчиво-признательным.
— Ну, ладно, лейтенант, — сказал я. — Я вас нисколько не виню. Я сам бился об заклад, что невозможно похитить человека в Нью-Йорке на глазах у полицейских.
Но я проиграл. Потом я готов был спорить, что нельзя похитить в вагоне метро. И опять проиграл. Тем не менее, если вы все-таки будете гадать, сумасшедший я или нет, воспользуйтесь возможностью и позвоните в клуб.