Корабль Иштар. Семь ступеней к Сатане
Шрифт:
Видел ли ее Картрайт? Должно быть, потому что отчаяние на его лице усилилось, превратилось в выражение крайней муки.
Снова голова его начала поворачиваться, медленно, под каким-то ужасающим принуждением.
Он качнулся вперед, борясь с этим принуждением. Споткнулся на ступеньке. Я знал, что он отчаянными усилиями заставляет себя смотреть на очередной горящий след. Поднял дрожащую ногу…
И медленно, медленно голова его поворачивалась… назад, к контрольному шару.
Он опустил ногу. Снова поднял ее… и снова опустил. Всхлипнул.
Голова его полуобернулась, лицо было обращено прямо ко мне.
Он отпрянул от отпечатка. Тело его развернулось с быстротой лопнувшей пружины. Он взглянул на шар и увидел.
Три отпечатка на счастливой половине!
Громкий вздох донесся из темного амфитеатра.
— Орудие снова продемонстрировало свою негодность. — : Это был голос Сатаны. — Подумать только! Спасение было уже в ваших руках, Картрайт. И вы, подобно Лотовой жене, обернулись, чтобы взглянуть. А теперь вы должны спуститься и проделать все заново. Но подождите. Посмотрим, не утратили ли вы нечто гораздо большее, чем просто спасение. Этот отпечаток, наступить на который у вас не хватило мужества. Он каков? Мне любопытно это узнать.
И на белом полудиске шара вспыхнул еще один сияющий след!
Корона и скипетр! Земная империя! Не только свободен от Сатаны, но и его хозяин!
Все это мог выиграть Картрайт.
Но он обернулся и проиграл.
Из тьмы доносились стоны, бормотание.
Их заглушил ужасный смех, он катился от неподвижных губ Сатаны.
— Проиграл! Проиграл! — насмехался он. — Возвращайтесь, Картрайт. И взбирайтесь снова. Но думаю, вторично такое счастье вам не выпадет. Спускайтесь, предатель. И поднимайтесь снова! — Он нажал рычаг, невидимый механизм зажужжал, и семь отпечатков вспыхнули с новой силой.
Картрайт спустился по ступеням. Он шел, как кукла, которую дергают за ниточки.
Он остановился у основания лестницы. Повернулся снова, как марионетка и начал подниматься по лестнице, ступая автоматически на каждый след, к которому подходил. Глаза его не отрывались от скипетра и короны. Рот был перекошен, как у убитого горем ребенка; поднимаясь, он плакал.
Раз — сверкающий отпечаток на черной стороне шара.
Два — другой там же.
Три — след на белой стороне.
Четыре — след на черной!
Приступ адского хохота сотряс Сатану. Мне на мгновение показалось, что его черный плащ растаял, стал воздушным и превратился во всеобъемлющую тень. Черная тень, казалось, нависла над ним.
Хохот его гремел, а Картрайт карабкался по ступенькам, с искаженным лицом, со взглядом, не отрывающимся от сверкающих побрякушек на золотом троне, с протянутыми к ним руками…
Послышался свистящий звук. Черный ужас наклонился вперед и кинул свое лассо. Оно упало на голову Картрайта и обхватило его плечи.
Рывок, и Картрайт упал.
И мучитель потянул его, не сопротивлявшегося, по ступеням.
Свет погас. Наступившая тьма казалась еще мрачнее от раскатистого
Хохот прекратился. Я услышал тонкий жалобный крик.
Свет загорелся снова.
Черный трон был пуст. Пуст был и помост. Ни Сатаны, ни палача, ни Картрайта!
Только скипетр и корона насмешливо горели на золотом троне между двумя линиями неподвижных людей, одетых в белое.
Глава VII
Кто-то тронул меня за руку, я вздрогнул и увидел Консардайна. На его лице была тень того же ужаса, который я ощущал на своем.
Зажимы, удерживавшие мои руки и ноги, разжались, вуаль с лица поднялась. Я встал из кресла. Снова в храме стало темно.
Затем медленно загорелся янтарный свет. Я посмотрел на заднюю часть храма. Ряды сидений в амфитеатре были пусты, не осталось никого из той скрытой аудитории, чьи вздохи и бормотание доносились до меня.
Исчез золотой трон и то, что лежало на нем. Исчезли все люди в белом, кроме двоих. Эти двое охраняли черный трон.
Сверкали голубые глаза каменного Сатаны. Пылали семь сияющих отпечатков детской ноги.
«Они открыли ему дорогу в рай, но он слаб, и они привели его прямо в ад».
Консардайн смотрел на семь следов, и на лице его было то алчное выражение, которое я видел на лицах посетителей Монте-Карло, склонившихся над столом с рулеткой; лица, вылепленные жгучей страстью азарта, свойственной больше женщинам; лица, голодно глядевшие на колесо перед тем, как оно начинает вращаться; эти люди видят не колесо, а то золото, которое они могут вырвать из полных горстей судьбы. Как и они, Консардайн видел не пылающие следы, а ту зачарованную страну исполненных желаний, куда они могут привести.
Он попал в паутину искушений, раскинутую Сатаной!
Что ж, несмотря на все виденное, эта паутина захватила и меня. Я чувствовал нетерпение, напряженное желание испытать собственную удачу. Но сильнее стремления обрести сокровища, которые он обещал, было желание заставить этого насмешливого, холодного и безжалостного дьявола подчиниться мне, как он заставил меня подчиняться себе.
Консардайн оторвался от очаровавшего его зрелища и повернулся ко мне.
— У вас был нелегкий вечер, Киркхем, — сказал он. — Хотите идти прямо к себе или заглянете ко мне и мы немного выпьем?
Я колебался. Мне хотелось задать тысячу вопросов. И все же более настоятельной была необходимость остаться в одиночестве, и переварить все, что я видел и слышал в этом странном месте. К тому же — на сколько из тысячи моих вопросов ответит он? Судя по предыдущему опыту, будет немного. Он сам принял решение.
— Вам лучше лечь, — сказал он. — Сатана хочет, чтобы вы обдумали его предложение. В конце концов мне не разрешено… — он торопливо поправился, — мне нечего добавить к тому, что он сказал. Он хочет получить ответ завтра утром, вернее, — он взглянул на часы, — сегодня, поскольку уже почти два часа ночи.