Корабль отстоя
Шрифт:
Командиром он был ровно пять месяцев.
Первый месяц он сдавал на допуск к самостоятельному управлению, потом на коротких выходах он шлифовал это дело, а затем сходил подо льды, за что его вроде бы представили к «Звезде», но тут он проверяющему из штаба флота в морду дал, и его отставили. Сначала от «Звезды», а потом от командирства.
Так он и попал к нам на отстой, но любовь к тактике у него сохранилась.
Вообще-то, я его занятия хорошо переношу. Даже интересно. Раньше о тактике таким офицерам, как я – то есть химикам и этим долбанутым механикам – знать
Вернее, нас учит старпом. Вот он стоит и распекает Валеру Кобзева – нашего единственного командира группы дистанционного управления, который к тому же исполняет обязанности командира дивизиона движения, и ещё он ходит со всякими бумажками на плавремзаводик, чтоб эти суки у нас ничего лишнего не выдернули.
Дивизия наша живет теперь по такому принципу: спускают бумагу «нужен живой компрессор ЭК-10», потом у нас появляются эти сволочи с ПРЗ и меняют – наш хороший на их дерьмо.
– Кобзев! Почему не были на тактике?
Валера, более известный своим выражением «Нас и-бут, значит жизни ещё не конец!», оправдывается:
– Андрей Антоныч! Вы же меня сами послали!
– Я вас «послали» не на целый день!
Так они препираются, а рядом пять матросов под руководством великого электрика, мичмана Зубова Модеста Аристаховича, того самого, что недавно у старпома в каюте на крюке пьяненький висел, пытаются затащить к нам на борт компрессор «ЭК-10», для чего проложили палки, положили на него эту штуку, килограмм на триста минимум, и пихают, а на борту стоят ещё три недотепы, которые, обвязав компрессор веревками, пытаются его затянуть под заунывное «Раз-и-иии-раз!!!».
Между прочим, давно идет прилив и лодка из воды все вылезает и вылезает, а компрессор все труднее пихать в гору, а доски под ним так гнуться, что я сейчас остекленею.
Старпом тоже глазом косит и костерит Валеру больше по инерции.
Наконец, он не выдерживает, тычит в Валеру пальцем «подожди-ка!», и, пока доски под компрессором подозрительно скрепят, птичкой взлетает на борт по концам питания с берега, ещё миг – и он вырывает из рук трёх недоумков веревочку, которой компрессор обвязан, и так её дергает на себя, что компрессор «ЭК-10», никак не меньше трехсот килограмм, взлетает пушинкой на борт, а перед этим ломаются под ним доски.
Немая сцена: «Гамлет и его отцовский дух».
– Кобзев! – орет старпом уже с борта, возвышаясь над поверженным компрессором. – На чем мы остановились.
Валера не дурак, воспользовался ситуацией:
– Вы хотели мне бумаги на ПРЗ подписать!
– Нет, Кобзев! – смеется старпом. – Ты это брат брось! С головой-то у меня полный порядок. Мы с тобой про тактику только что говорили! Ну? И где ты был?..
МИНОГИ СОСУЩИЕ
Я вам уже говорил: с корабля все тянут.
Причём всё что угодно.
Годами лежало и никому не было нужно, теперь на вес золота.
Особенно медь, нержавейка
Это слово «акт». Вместо железа нам дают акты.
Считается, что все отобранное идет на дальнейшее укрепление нашей разлюбезной боеготовности. То есть страна крепчает всем наперекор, о чем у нас и бумажки имеются.
Старпом это переносит стоически, то есть кого попало готов сожрать.
Правда, держится он великолепно. В разговоре со сворой гражданских специалистов, курочащих здесь все и вся, используются такие выражения, как «позволено ли мне будет узнать» и «не соблаговолите ли напомнить».
А свора ведет себя совершенно по-хамски, носится по кораблю с горящими глазами, кричит «обесточьте то-то», требует установить вахтенных на месте вырывания, обеспечивающих и прочее.
А у нас старпом людей размножать ещё не научился. Не хватает у нас людей. Вот старпом и не выдерживает.
– ПА-А-ДЛЫ!!! – и это сразу после «не соблаговолите ли напомнить».
И дальше:
– Что вы на меня уставились? Что вы зенки свои позалупили? Что вы из меня хотите? МА-РО-ДЕ-РЫ!!! Гиены! Огненные! Гривастые шакалы! Черви калифорнийские, могильные! МИНОГИ СОСУЩИЕ!!! Вы – миноги! У вас рот! Вы сосете через рот! Жилы из меня тянете? Вы из меня уже все вынули! У меня уже ничего нет! Ничего не осталось! Родить вам? Что вам родить, я вас спрашиваю? Золото? Серебро? Алмазы? Изумруды? Сапфиры? Каловые камни? ИСКАЛЕЧУ!!! Я вас сейчас всех искалечу! Вон с корабля! ВОН! Ни одного кровососа чтоб через пять минут на борту не было. Это мой корабль! Мой! Личный! Тут все мое. МА-АЕ!!! Тело мое. Вы тела моего жаждите? В какой части? Печени? Может быть, требуху? Попробуйте почек! Хрен вам по всей роже! И не надо на меня смотреть так, будто вы моя надежда и опора! Вы – пыль и тлен! Мусор! А мусор я выметаю! ВЕНИКОМ ПОГАНЫМ!!!
Через час примерно, как «миноги» и «черви» с треском вылетели с борта, появляется их начальник со словами: «Где этот ваш крутой старпом?» – после чего он слышит: «Крутыми могут быть только яйца», – видит нашего песьеголового старпома и в ужасе замирает.
Потом старпом ему говорит: «Так, лахудра, я тебя всю жизнь ждал!» – и они запираются в каюте, откуда ещё полчаса слышится треск гражданской одежды по швам и стуканье с еканьем, потом все замирает и мимо каюты старпома никто в этот день уже не ходит.
На сегодня тишина.
Через день всё повторяется.
ЛИРИКА
А сегодня старпом лиричен. То ли после вчерашнего, то ли ещё как. Вчера стоял такой лай, а сегодня весна, старпом цветет. У нас в кают-компании теперь только чай с сушками, вот ему и налили небольшое детское ведро этой славной жидкости, мы с ним сидим и пьем. На корабле никого, время позднее, и мы общаемся.
Точнее, он меня отловил тогда, когда я совсем уже собрался бежать со слезами от ветра и усадил рядом.