Корабль-призрак

Иннес Хэммонд

— Альф! — Он поднял одну руку. — Я здесь!

В безмолвии тумана его слова прозвучали громко и совершенно отчетливо. И тут же он забился и закричал в отчаянии, размахивая руками и взбивая ногами поверхность воды.

Но Хиггинс не остановился и не произнес в ответ ни одного слова. Ему не было дела до тонущего человека. Он греб за нами. Его весла поднимались и опускались с пугающей ритмичностью, и я видел, как с них стекает вода.

Раздался один последний отчаянный вопль, а затем наступила тишина. Превозмогая тошноту, я обернулся и посмотрел на Пэтча.

— У него шлюпка больше нашей, — произнес он.

Вот и все объяснение. Он хотел

сказать, что Хиггинс не мог позволить себе остановку. Он просто потерял бы нас из виду.

Лицо Пэтча побелело. Он усердно налегал на весла, и на его лбу блестел пот. От его слов по моей спине пробежал озноб. Я застыл, глядя на него невидящим взглядом и забыв на мгновение о боли.

После этого я постоянно ощущал присутствие второй шлюпки за нашей кормой. Она до сих пор стоит у меня перед глазами, похожая на смертельно опасного жука-плавунца, ползущего за нами по морской глади сквозь туман. Я слышу скрип уключин, плеск весел. И еще я вижу Пэтча: окаменевшее лицо, склоняющееся ко мне и снова отстраняющееся, бесконечно двигающееся взад-вперед. Он налегает на весла, налегает, стискивая зубы от боли в стертых ладонях. Затем водянки лопаются и на весла капает кровь. И это тянется часами. Бесконечными, жуткими часами.

В какой-то момент Хиггинс оказался менее чем в пятидесяти ярдах позади нас, и я смог детально рассмотреть его шлюпку. Это была старая металлическая лодка, некогда выкрашенная в яркий синий цвет, хотя от возраста краска потускнела и потрескалась. Вокруг верхней кромки борта на ней был натянут тяжелый брезент. Эта шлюпка была рассчитана на пять или шесть человек, у нее был тупой нос с плавными обводами. Поэтому при каждом гребке вода морщилась и пенилась, поднимаясь вверх по ее носу, и лодка как будто улыбалась уродливой отечной улыбкой.

Хиггинс бездумно расходовал свою грубую силу, однако приблизиться к нам ближе, чем на пятьдесят ярдов, ему не удалось.

Туман поредел, когда начало смеркаться. Наконец от него не осталось ничего, кроме изорванной дымки, сквозь которую проглядывали звезды. В свете молодой луны дымка жутковато мерцала, и мы по-прежнему видели преследующего нас Хиггинса. Фосфоресцирующие капли обрисовывали лопасти весел всякий раз, когда он поднимал их над водой.

Один раз мы остановились, и Пэтчу удалось рывком вправить мне плечо. Чуть позже я перебрался на центральную банку и сел на левое весло. Я греб одной рукой, и даже это причиняло мне изрядную боль. Но к этому времени Пэтч очень устал, так что равновесия это не нарушало.

Так мы гребли всю ночь, держа курс по ручному компасу, тускло светящемуся в коробке у наших ног. Луна зашла, и окружающее сияние померкло. Мы потеряли Хиггинса из виду. Поднялся ветер, и волны начали плескать воду нам в шлюпку, опрокидывая в нее свои гребни. Но он снова стих около четырех часов утра, и наконец звезды начали тускнеть в первом проблеске приближающегося дня. Облачный холодный рассвет наступал медленно и неохотно. Нашим взглядам предстало бугристое, покрытое приливными бурунами море. Далеко впереди расстилалось покрывало тумана, отделяющее нас от побережья Франции.

Мы позавтракали тремя квадратиками шоколада. Это была половина из того, что у нас осталось. Деревянные борта шлюпки были усеяны каплями росы, пропитавшей сыростью и нашу одежду. Качаясь на волнах, шлюпка черпала воду, хлюпавшую у нас под ногами на полу. Мы настолько выбились из сил, что нам с трудом удавалось удерживать ее на курсе.

— Далеко еще? — задыхаясь, выдавил я.

Пэтч

посмотрел на меня ввалившимися в глазницы глазами. От усталости его лицо посерело, а окаймленные засохшей солью губы потрескались.

— Я не знаю, — с трудом выдохнул он и нахмурился, пытаясь сосредоточиться. — Через два часа течение повернет на запад и поможет нам. — Он опустил руку в море и отер соленой водой лицо. — Думаю, осталось недолго.

Недолго! Я заскрежетал зубами. Соль была под моими веками и у меня во рту. Она иглами колола мою кожу. Ледяной рассвет сковал все мое тело. Я отчаянно сожалел о том, что встретил этого изможденного, похожего на саму смерть незнакомца, который с мрачной решимостью греб, сидя на банке рядом со мной. Мой мозг затуманился, и я снова был с Майком, и мы строили планы… Но теперь наше будущее было мертво. «Морская Ведьма» погибла, и единственной моей целью остались рифы Минкерс, к которым я приближался, хотя каждый последующий гребок был еще мучительнее предыдущего.

Море на рассвете было пустым. Я готов был поклясться, что вокруг не было никого и ничего. Я осмотрел его очень внимательно, всматриваясь в каждую ложбинку, в каждый барашек, в каждый бурун и гребень. Кроме нас там не было ничего — абсолютная пустота. И вдруг вдали, над плечом Пэтча, я увидел какое-то пятнышко. Огромным огненным шаром вставало солнце, и облака на востоке засияли оранжевыми отсветами, а затем их края вспыхнули огнем. И все это отразившееся в воде буйство цвета, казалось, предназначалось только для того, чтобы я смог рассмотреть пятнышко, обретшее на ярком фоне черный силуэт. Это была лодка с двумя веслами, на которые налегал один человек.

Десять минут спустя туман снова окутал нас своим липким покрывалом. Пятнышко поблекло и исчезло. И в этот момент мне почудилось, что я слышу звон. Он был едва слышен и доносился откуда-то с востока. Но когда мы перестали грести, уже ничего не было слышно. Не считая плеска волн, стояла абсолютная тишина. А волны окружали нас со всех сторон. Мы были заключены в серый и тесный водный мирок. Но чуть позже за завесой тумана послышалось какое-то бормотание и шорох. Почти в ту же секунду туман потемнел, стал черным, и рядом с нами скользнула какая-то тень, похожая на гигантскую судовую надстройку боевого корабля. На мгновение тень как будто замерла, размытая и неотчетливая. Это была массивная черная скала, у подножия которой ласково пенились волны. В следующую секунду она исчезла, потому что течение увлекало нас дальше.

— Боже мой! Мы на месте! — прохрипел я.

Мы перестали грести, и со всех сторон нас окружало бормотание моря. Из серой завесы тумана показалась еще одна скала, зловещий каменный столб, похожий на скрюченный палец, окруженный вспенившейся водой. Он тоже украдкой скользнул мимо, и казалось, что плывет он, а не мы. На мгновение этот проклятый туман сумел убедить меня в том, что мы попали в геологический кошмар, в котором скалы обладают способностью двигаться и плавают по воде. И вдруг волна поднялась, выросла и рассыпалась. Через кромку борта в шлюпку хлынула вода. Шлюпка налетела на подводный риф, и нас отшвырнуло назад. Течение закружило нас и оттащило от скал прежде, чем на нас налетела следующая волна. Мы промокли до нитки, а шлюпка была до половины заполнена водой. Было бессмысленно продолжать путь, позволяя течению носить нас по лабиринту смертельно опасных скал. Мы добрались до рифов Минкерс, но на площади в двадцать на десять миль нечего было и надеяться найти то, что мы искали.