Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории (сборник)
Шрифт:
— Нет.
Он рассказал ей и о том своем желании, и о невнятной угрозе, какую он иногда ощущает.
— Я ведь хотел, чтобы быстро прошла только первая часть, а не вся жизнь.
— Милый, милый, — Кэрол старалась не улыбаться, — боюсь, это проклятие богатого воображения. Оуэн, прошло семь лет с лишним. Семь лет.
Оуэн вскинул руку с часами.
— Или пятьдесят семь минут, — сказал он.
Снова дом. Лето, осень, зима. «Ветер с юга» переделали в фильм, который принес сто тысяч долларов. Оуэн отказался писать сценарий. Старый дом, выходящий на залив. Им пришлось нанять домоправительницу,
Еще год. И еще. Пять лет, десять. Книги уверенным потоком лились из-под его пера. «Исход старинной легенды», «Уничтожение сатиры», «Стрекоза». Прошло десятилетие, еще одно. Национальная премия за «Не умирай, и не будет могилы». Пулитцеровская премия за «Ночи Бахуса».
Он стоял перед окном в отделанном панелями кабинете, стараясь забыть хотя бы какую-нибудь деталь другого отделанного панелями кабинета, в котором побывал однажды, кабинета издателя, где подписал свой первый контракт. Но он не мог забыть ничего, ни единая мелочь не желала покидать его память. Словно это было не двадцать три года назад, а вчера. Как же он может помнить это с такой ясностью, если только…
— Папа?
Он обернулся и ощутил, как ледяной капкан захлопнулся на сердце. По комнате прошагал Джон.
— Я уже уезжаю, — сказал сын.
— Как? Уезжаешь? — Оуэн уставился на него, на этого рослого незнакомца, молодого человека в военной форме, который называл его папой.
— Отец, — засмеялся Джон. Он хлопнул папашу по плечу, — ты как всегда думаешь о новой книге?
И только тогда, будто жест сына запустил какой-то механизм, Оуэн понял. В Европе опять война, а Джон служит в армии, он отправляется за океан. Оуэн стоял, глядя на сына, говоря не своим голосом, наблюдая, как уходят секунды. Откуда взялась эта война? Какие чудовищные махинации вызвали ее к жизни? И куда делся его маленький мальчик? Он ведь точно не этот незнакомец, который жмет ему руку и говорит «до свиданья». Ледяной капкан сжался сильнее. Оуэн заплакал.
Но в комнате было пусто. Он заморгал. Неужели все это сон, просто вспышки в больном мозгу? Ступая свинцовыми ногами, он доковылял до окна и увидел, как такси поглотило его сына и увезло прочь.
— Прощай, — прошептал он, — да хранит тебя Господь.
«Никто не ведет с тобой диалог», — подумал он, но его ли это мысль?
Зазвонил колокольчик, и Кэрол пошла открывать. Вот повернулась ручка двери его кабинета, на пороге замерла жена, лицо побелевшее, в руке телеграмма. Оуэну показалось, что он не может дышать.
— Нет, — пробормотал он, затем, охнув, кинулся к Кэрол: она беззвучно покачнулась и упала в дверях.
— По меньшей мере неделю в постели, — говорил ему врач. — Покой, как можно больше отдыхать. Потрясение было слишком сильным.
Он бродил по дюнам, онемевший, ничего не чувствующий. Ветер полосовал его бритвой, сдирал одежду, рвал седеющие волосы. Потухший взгляд следил, как пенные барашки бегут по заливу. Только вчера Джон отправился на войну, думал он, только вчера он вернулся домой из академии, гордый своей новенькой формой, только вчера он бегал в детский сад, только вчера он проносился по дому, наполняя его звонким смехом, только вчера
Господи боже мой! Погиб. Погиб! Еще нет и двадцати одного, и погиб, вся его жизнь — какое-то мгновение, воспоминание, которое уже ускользает от него.
— Я верну обратно! — Испуганный крик метнулся к бушующему небу. — Я верну все обратно, я этого не хотел!
Он упал, взрывая руками песок, и стал оплакивать сына, одновременно пытаясь понять, а был ли у него сын.
— Внимание, дамы и господа, Ницца!
— Вот ведь, уже, — произнесла Кэрол. — Быстро в этот раз, правда, дети?
Оуэн заморгал. Он посмотрел на грузную седую женщину, которая сидела через проход от него. Она улыбнулась. Она его знает?
— Что? — переспросил он.
— И зачем я вообще с тобой разговариваю? — заворчала она. — Вечно ты в своих мыслях, все в своих мыслях.
Она с кряхтением встала и сняла с полки плетеную корзину. Это что, какой-то розыгрыш?
— Ух ты, смотри, папа!
Оуэн разинул рот, уставившись на подростка рядом с собой. А это еще кто такой? Оуэн Кроули помотал головой. Огляделся кругом. Ницца? Снова Франция? А как же война?
Поезд погрузился в темноту.
— Проклятье! — выругалась Линда, сидевшая по другую сторону.
Она снова чиркнула спичкой, и в огоньке пламени Оуэн увидел отражение в стекле, черты еще одного незнакомца, и этот незнакомец был он сам. Настоящее нахлынуло на него. Война кончилась, он с семьей за границей. Линда, двадцать один год, в разводе, разочарована жизнью, попивает; Джордж, пятнадцать лет, пухлый подросток, застрявший на пути между детскими конструкторами и девушками; Кэрол, сорок шесть, только что выбравшаяся из могилы менопаузы, раздражительная, несколько наскучившая; и он сам, сорок девять, преуспевающий, холодный, импозантный, до сих пор гадающий, состоит ли жизнь из лет или секунд. Все это пронеслось в голове, прежде чем солнце Ривьеры снова затопило купе.
На террасе было темнее и попрохладней. Оуэн курил и глядел, как сияют в небесах алмазные точки. Голоса игроков доносились изнутри, словно далекий гул пчелиного роя.
— Здравствуйте, мистер Кроули.
Она стояла в тени, одетая во что-то светлое, был только голос, жест.
— Вы меня знаете? — спросил он.
— Но вы же знаменитость.
Ему почудилось в ней что-то знакомое. От вымученной лести клубных дам у него не раз сводило живот. Но затем она выскользнула из тьмы, он увидел лицо и понял, что никогда ее не видел. Руки и плечи в лунном свете казались кремовыми, глаза ярко блестели.
— Меня зовут Элисон, — сказала она, — Вы рады со мной познакомиться?
Полированный катер заложил крутой вираж, его нос летел над водой, поднимая вокруг них водяной туман, в котором дрожали радуги.
— Ты, маленькая идиотка! — засмеялся он. — Ты нас утопишь!
— Только мы с тобой! — прокричала она в ответ, — И вокруг бездонное море! Мне нравится, а тебе?
Он улыбнулся ей, дотронулся до ее горящей щеки. Она поцеловала его ладонь, поймала взгляд. Я люблю тебя. Беззвучно. Одними губами. Он повернул голову и посмотрел на сверкающее бриллиантами Средиземное море. «Только мчись вперед, — думал он. — Никуда не сворачивай. Гони, пока океан не поглотит нас. Обратно я не вернусь!»