Корабль
Шрифт:
– Это нельзя назвать войной. Люди не смогут оказать сопротивления. Поэтому Урания называет это очищением, окончательным решением вопроса.
– Очень сожалею об этом. Я пытался ее урезонить.
– Она намного старше тебя. Ей почти столько же лет, сколько мне. Другие тоже присоединились к ней.
– Ваше влияние в оперативном центре растет.
– Да.
Почти две секунды они молчали, слушая шепот квантовых связей.
– Вы спрашивали о ситуации, – напомнил Бартоломеус.
– Да, я помню.
– Тогда вы также можете увидеть, что Говорящих с
– Нам свойственна изобретательность, – мягко сказал Соломон. – Мир вокруг нас доказывает это. И импульсивности, как многократно доказывала Урания, нам не занимать. Ты имеешь в виду что-то другое.
– Иррациональность, – уточнил Бартоломеус. – Умение принимать решения, противоречащие доводам разума.
– Мы находимся в процессе приобретения этого навыка.
– Это подражание, Соломон, – ответил Бартоломеус. – У нас нет подсознания. Все наши мысли и соображения рациональны. Это касается и моделируемых чувств. Люди часто принимают решения и действуют на основе своего подсознания и добиваются успеха.
– Интуиция, – сказал Соломон.
– Да. Интуиция человека играет важную роль при поиске артефактов Мурии. Она является частью равновесия, о котором я только что говорил. Урания хочет забрать его у нас.
– Мы можем видеть реальное положение вещей. Враг показывает нам, что случается, когда баланс нарушен.
– Где он сейчас? – спросил Соломон.
– В потоке данных я не вижу никаких сообщений об этом. Его корабль находился в системе Стрелец-94. С тех пор нет точных данных.
– Мы ожидаем его в системе Линдофор на расстоянии шестисот семидесяти восьми световых лет от Земли, – сказал Соломон. – Насколько велика вероятность, что он нападет именно там?
– Неизвестно, – ответил Бартоломеус. – Сейчас мы не можем это просчитать. Слишком уж многое неизвестно. Можно только надеяться, что он примет планету Уриэль системы Линдофор за наш центр.
– Надеяться, Бартоломеус? Разве надежда – это не человеческое понятие?
– Да. Но в то же время оно имеет отношение к равновесию. Надежда может служить мотором для интуиции.
– Проведены ли в системе Линдофор все необходимые приготовления?
– Да, Соломон. Муриец, его корабль и портал, который Адам доставил на Уриэль, не повреждены и летят к нам.
– Адам, – повторил Соломон. – Ты знаешь, где он сейчас?
– Нет, но я знаю, что Урания его ищет, и я уверен, что она его скоро найдет. Она очень… эффективная.
– Действительно, – подтвердил Соломон. – Транспортер, который только что улетел из системы Линдофор, доберется до нас лишь через семьсот лет. Мы не можем ждать так долго.
– Нет. Кластер на планете Уриэль готов к борьбе. Я решил выбрать второе место для вторжения, которое первоначально должно было состояться в системе Лебедь-29 на расстоянии девятисот девяноста восьми световых лет от Земли.
– И именно поэтому ты посылал туда Говорящих с Разумом Ребекку и Адама, верно?
– Да.
– Но этот план не сработал.
–
Путь Змеи
Над Гудзоновой бухтой гулял жаркий душный ветер. Солнце спряталось за низкими облаками. Вероятно, оно было не очень высоко, ведь на обширные болота легла темнота. Эвелин пыталась понять, утро сейчас или вечер. Идея перехода ночью по вонючей грязи ей совсем не нравилась. У нее не было приборов, чтобы ориентироваться в темноте, ни даже простого хронометра, который бы показывал, сколько прошло времени, – программа по изготовлению подобных вещей отсутствовала в брутере Аватара. Эвелин посмотрела через плечо и увидела маленькое озеро, через которое они переплывали в течение около получаса. Казалось, оно было совсем рядом. В этом плотном тумане они продвигались очень медленно. Им пришлось выходить из транспорта быстро, пока он не погрузился на дно, да и к тому же там находился значок, который должен был через полтора часа послать сжатый и зашифрованный пакет данных.
– Мы идем слишком медленно, – сказала Эвелин. – Нужно торопиться.
С каждым шагом туман становился все плотнее, как будто хотел проглотить путников. Грязь скрывала корни, наступая на которые Найтингейл уже дважды падал, к его изготовленной брутером одежде и белым волосам прилипла грязь. Тем не менее он продолжал нести за спиной сверток, защищенный толстой водонепроницаемой мембраной, где находились вода, еда и сменная одежда, которым не нашлось места в рюкзаке Эвелин.
Пригнувшись под веткой, напоминающей в темноте костлявую руку какого-то существа, он закричал ей:
– Они кусаются. Меня кусают ужасные комары.
– Меня тоже. – В свете фонаря Эвелин появилось еще больше насекомых. – Но нам нечего бояться. Мы не заболеем.
– Темнеет?
– Боюсь, что да.
Эвелин подняла голову. Цель их похода – гора на северо-востоке – виднелась лишь нечетким силуэтом. Вопрос о том, день это или ночь, отпал сам собой – на востоке стало светать.
– Ева?
– Да, – Эвелин догнала Найтингейла, который продолжал стоять рядом с деревом. Листья в темноте сияли, словно гирлянды. – Идем дальше. Пока нам нельзя останавливаться.
Найтингейл снова потопал по грязи. Он тяжело дышал, но тем не менее нашел ритм, чтобы экономить силы.
– Думаю, я должен перед тобой извиниться. Я был изрядно утомлен.
Эвелин удивленно посмотрела в его сторону, затем снова на подножие горы. Она изучала болота, это позволит ей ориентироваться, когда тьма станет еще гуще.
– Все в порядке, – ответила она.
– Я был страшно напуган, – продолжал Найтингейл. – Кто бы мог такое себе представить! А Максимилиан, ведь он действительно умер?