Корабли Мериора
Шрифт:
Во второй половине дня путники остановились на почтовом постоялом дворе, где для Халирона нашлась комнатка. Отправив старика отдыхать, Медлир рассказал Дакару, зачем они едут в Шанд. Причина оказалась глубоко личной.
— Халирон родом из Иниша. Наверное, ты знаешь этот город в устье реки Иппаш. Перед смертью мой учитель захотел увидеть родные места. Он завешал похоронить себя неподалеку от дома, в котором живет его семья.
— Так у него есть семья? — удивился Дакар.
Он знал великого менестреля не один десяток лет, но тот никогда не упоминал о своих корнях.
— И сколько у него детей?
— Насколько
Медлир сосредоточенно поглощал жареные колбаски, помогая себе ломтем хлеба. По-видимому, он не умел есть и говорить одновременно, а может, просто не хотел рассказывать об этой стороне жизни Халирона. Относительно жены наставника он ограничился короткой фразой:
— Она никогда не любила странствовать.
Те места были хорошо знакомы Дакару, и он в уме прикинул расстояние и время.
— К лету вы всяко доберетесь до южного побережья Шанда.
— Надеемся, — улыбнулся Медлир. — Но для этого нужно, чтобы Халирона нигде не узнавали и не умоляли задержаться хотя бы на денек.
В зале местной таверны они были почти одни. Последние посетители — посыльные из Крутого Откоса — уже седлали во дворе лошадей, готовясь уехать. То ли от холодных утренних ветров, то ли от тепла очага у Медлира раскраснелись щеки. Он сидел, полуприкрыв глаза, и ничуть не мешал Дакару бесцеремонно себя разглядывать. Протрезвевшего Безумного Пророка интересовало все: от тонких музыкальных пальцев, отбивавших такт на кромке опустевшей тарелки, до необычного фасона его рубашки. Рукава были длинными и на запястьях оканчивались плотно облегающими руку кружевными манжетами.
Непонятно почему, но Дакар вспомнил, как в день своей неудавшейся коронации Аритон получил удар сотворенной Лизаэром молнии. Она обожгла ему руку от ладони до локтя, оставив заметный шрам. Дакар нахмурился и еще внимательнее пригляделся к Медлиру. Тот потягивался, откинувшись на спинку стула и ловя лучики нежаркого зимнего солнца.
Ни на одной руке у него не было шрамов.
Дакар мысленно обругал себя последними словами. И откуда в нем такая подозрительность? Только еще не хватает, чтобы от немыслимого задания Асандира он спятил. Потом ему пришла в голову более здравая мысль. Повелитель Теней был опытным магом и ни за что не сумел бы это скрыть от глаз другого опытного мага. Окажись сейчас на месте Медлира Аритон, Дакар увидел бы яркое свечение вокруг его фигуры. Кое-чему Безумный Пророк все же научился у Асандира. Он сощурился и применил особый навык, помогающий распознать мага… Увы, Дакар не увидел ничего, кроме жизненной силы, свидетельствующей о превосходном здоровье Медлира. Дакар облегченно вздохнул, как вдруг его ударила новая мысль, вызвавшая еще один поток беззвучной ругани. Яркое свечение легко притушить рукотворной тенью!
— Что с тобой? — с недоуменным видом поинтересовался у него Медлир. — Неужели еще мучаешься после вчерашней попойки? Понимаю, в таком состоянии не до еды. Но может, тебе все же стоит немного подкрепиться?
Безумный Пророк заглянул в его бесхитростное, открытое лицо, затем выбросил вперед руки и стал призывать магическую силу. Через какое-то время с его пальцев заструились невидимые потоки магического огня.
Карие с оливковыми крапинками глаза Медлира следили за ним без малейших признаков любопытства или настороженности. Веки оставались спокойными;
— Как же я не подумал! — хлопнул себя по лбу Медлир. — Прости меня. Я тут расселся, а ты весь дрожишь.
Он отодвинул тарелку, уперся в стол локтями и стал сдирать с подушечки пальца чешуйки мозоли, натертой струнами лиранты.
— Сегодня мы уже никуда не поедем. Прошлую ночь Халирон плохо спал. Я дам ему отдохнуть до утра. Думаю, хозяин не обидится, если вечером я поиграю один. Если хочешь, иди ложись. Но на твоем месте я все же съел бы миску горячего супа.
В ответ Дакар хитро улыбнулся.
— Я что-то не слишком расположен спать. Я давно не слышал одной миленькой баллады. Ты ее наверняка знаешь — «Котик на лужке».
— И какую версию ты хочешь услышать?
Медлир нагнулся, осторожно поднял лиранту и принялся развязывать тесемки ее чехла.
— Есть совсем невинная, ее поют детишкам. Есть такая, что годится только для публичного дома, а между этими двумя существует еще полдюжины разновидностей. Так какую тебе спеть?
— Разумеется, ту, где соль с перчиком, а не сладенькая кашка.
Как и вчера, Дакар упер подбородок в ладони и почесал рыжую бороду, предвкушая удовольствие.
— Значит, тебе угодно услышать самую грязную и непристойную версию, в которой сто восемьдесят восемь строк и на редкость скабрезный припев?
Медлир сел поудобнее, быстро настроил лиранту и взял пробный мажорный аккорд. Дакар молча кивнул.
— Ладно, будь по-твоему, — произнес Медлир с таким необычайным терпением, которым никогда не обладал Аритон Фаленский. — Только когда услышишь пятидесятую строчку, не обессудь. Сам попросил.
Как Халирон ни крепился, ему все же пришлось признать, что он простыл, и согласиться провести в тепле постоялого двора хотя бы пару дней. Медлира больше волновало здоровье учителя, а не эта непредвиденная задержка. Сам он не торопился в Шанд, и к необходимости играть одному три вечера подряд отнесся как к дополнительным упражнениям.
Боясь спугнуть капризную фортуну, Дакар просто наслаждался ее благами. Утром и в послеполуденное время Медлир репетировал в комнате Халирона, выслушивая строгие и порой придирчивые замечания своего учителя. Дакар сидел тут же, грея ноги возле очага и наполняя живот элем. Медлир одну за другой исполнял застольные. Безумный Пророк держал ушки на макушке, готовый сразу же вмешаться, если услышит повтор. Но такой радости Медлир ему не доставлял, и Дакар, осоловев от тепла и эля, проваливался в сон, где его не донимали мстительные маги.
Наступил последний вечер их пребывания на почтовом постоялом дворе. Сегодня в зале было шумнее обычного. За столами пировал отряд наемников. Их командир выбрал себе лучшее место, где и уединился с жареной индейкой. Быстро превратив ее в груду костей, бравый вояка попыхивал трубкой, окружая себя облаками сизого дыма. Его солдаты, не сняв кольчуг и замызганных мундиров, наливались элем и азартно резались в кости. Оказавшись в своей стихии, Дакар всячески поощрял их игру.
Под гнусавое позвякивание кольчуг, стук костей, заковыристые ругательства, соленые шутки и взрывы утробного хохота происходил обязательный в таких случаях обмен новостями.