Корабли на суше не живут
Шрифт:
Бетон, солнце и сброд
Господи помилуй. Отели, муниципалитеты, соответствующие министерства и ведомства озабочены тем, что массовый пляжный туризм хиреет на глазах. Поскольку предложение намного опережает спрос, только что одобрено многомиллионное вливание для спасения отрасли, покуда ищутся новые рынки в Китае и в Индии, ибо, судя по всему, только туристы из этих стран почти не почтили своим присутствием наше побережье. Еще раз, для тупых: хиреет бизнес! Вопреки нашим самоотверженным усилиям мы, испанцы, не сумели удержать лидерство в сфере массового туризма. Эта самая масса, не будь дура, переменчива как вешний ветерок, подвижна как флюгер и отыскивает места еще дешевле, в чем ей большую помощь оказывает самый бросовый сегмент турбизнеса, который с прирожденной смекалкой жнет там, где не сеял. Однако и у него дела идут неважно, так что вся наша туриндустрия, кажется, мало-помалу катится к известной матери, потому что и те, кто все же посещает Испанию, оставляют здесь гораздо меньше денег, чем это было
Дело подвигается очень вяло. После того как расщеперили средиземноморское побережье и превратили его в бетонный кошмар – попутно озолотив многих спекулянтов, многих бессовестных проходимцев и многие городские советы, – после того как понастроили протянувшиеся на много миль инфраструктуру и отели, обходящиеся практически бесплатно туристам с несколькими евроцентами в кармане, после того как модернизировали все во имя того, чтобы пресловутая туристическая масса – скромная до убожества, привыкшая довольствоваться бутылкой воды и гамбургером, – освоилась, прижилась и потянула за собой родственников и друзей со знакомыми наслаждаться прекрасным и дешевым летним отдыхом, – так вот, после всего этого оказалось, что самый бюджетненький, как теперь принято говорить, вариант туризма, на который возлагались в масштабе всей страны такие колоссальные экономические надежды, испытывает сильнейшую конкуренцию со стороны других курортов, предлагающих то же убожество за еще более смехотворные деньги. Кто бы мог подумать.
А туристы – твари неблагодарные, спиногрызы бессовестные. И ради них, стенают теперь муниципальные чиновники, предприниматели, девелоперы и турагентства, мы принесли такие жертвы, понастроили столько новых объектов и целых кварталов, которые отсасывают свет из одной и той же подстанции, пьют воду из одного и того же распределителя и гадят в один и тот же коллектор совсем рядом с пляжем. И ради них мы загубили экологию, испоганили пейзаж, потеряли целебные свойства здешних мест и собственный стыд. Так отблагодарили нас эти голодранцы за то, что мы демократизировали туризм в прибрежной полосе, за то, что Испания не знает себе равных в отпускном раю по низким ценам. За то, что, отринув комплексы, превратили каждый ресторан в забегаловку, где подают сангрию и чудовищного качества паэлью, каждый магазин – в лавчонку, где можно купить воду в бутылках и какой-нибудь сэндвич, каждого местного жителя – в официанта или лоточника, готового торговать любой дрянью, а каждую мелкую муниципальную сошку – в советника по делам туризма, имеющего велосипед, шлем и короткие штаны. Так благодарят нас за усилия по внедрению культуры в виде праздников пены, дефиле моделей-топлесс, гремящей на улицах до рассвета пумба-пумбы. Так отплачивают за любезное разрешение появляться в общественных местах голым до пояса, в трусах и пляжных шлепанцах, а также за возможность, перепив пива, совершенно безнаказанно мочиться или блевать на любом углу. Так воздают нам за то, что вслед за тучными коровами Андалусии и Леванта, где дуплексов не понастроено разве что у них на рогах, коровы тощие пошли пастись на мысе Гата и побережье Мурсии от Агиласа до Палоса, где архитекторы и политики пальчики облизывают на загребущих своих ручонках, потому что федеральное правительство настойчиво и упорно стремится замедлить и либерализовать процесс, а защищаемых природных пространств с каждым днем все меньше, и все, разумеется, возлагается на алтарь децентрализованной Испании, общего блага и прогресса.
И что же? В благодарность за все эти бескорыстные усилия голодранцы взвалили на спину свои рюкзачки и отправились – и вовсе за сущие гроши – на Карибы или в Хорватию. Вот такую подлянку кинули. Еще слава богу, что у нас в рукаве запрятан был неубиваемый козырь, – которым мы привлечем элиту, настоящих миллионеров. Я имею в виду сто шестьдесят площадок для гольфа, открытых за последние пять лет, и еще полторы сотни ожидающих своей очереди, а очередь придет, и это так же точно, как то, что я внучок своей покойной бабушки. Благо воды у нас теперь вдосталь.
Трафальгар, сангрия и хамон
Господи помилуй. Как-то летом, приняв два стакана сангрии, один английский историк защелкал… нет, не тем, о чем вы подумали, а соловьем, совершенно не понимая, как нелепо и смешно это выглядит. Я имею в виду мистера Кеймена, дона Генри, который счел, видно, что проживание в Каталонии, где некоторые рукоплещут его перлам, покуда он осваивает гранты на лекциях и курсах, автоматически превращает его в арбитра испанских дел. И вот, пересказав сначала испанскую историю на свой манер, он принимается критиковать то, как трактуют ее другие, и сожалеет, что в Испании (за исключением Каталонии, где он, повторяю, живет и в ус не дует) нет историков такого калибра, как он.
Один из тех, кто в подметки ему не годится, прошел по следам мистера Кеймена и ознакомился с его трудами, состоящими из уничижительных отзывов о тех или иных моментах испанской истории, из утверждений, имеющих не больше веса, чем сомнительные подстрочные примечания, из вороха цитат и заимствований, из ставших уже обычными и привычными «совершенно неизвестных
В последней своей по времени статье этот джентльмен удостоил меня персонального упоминания. Он уверяет, что в Испании о Трафальгарской битве не писал никто, кроме двух романистов: одного зовут Бенито Перес Гальдос, а другого – Артуро Перес-Реверте. Существуют лишь два романа, заявляет Кеймен, и ни одного исторического исследования. Испанисту недурно было бы справиться о классиках исторической науки вроде Феррера де Коуто, Марлиани, Пелайо Алькала Галиано, Конте Лакаве и Лона Ромеро. А если вышеперечисленные сеньоры покажутся ему чересчур академичными, пусть дополнит их труды такими сочинениями, как «Трафальгар» Кайуэлы-и-Посуэло, «Трафальгар и атлантический мир» Гимера, Рамоса и Бутрона, «Трафальгар» Виктора Сан-Хуана, «Трафальгар» Агустина Родригеса Гонсалеса, «Испанский флот в сражении при Трафальгаре» Мехиаса Таверо или монументальным, всеобъемлющим трудом адмирала Гонсалеса-Альера «Трафальгарская кампания». Все эти книги вышли в свет до появления статьи мистера Кеймена.
Но для маститого британского испаниста всего этого не существует. Кроме того, ему не нравится, когда отдельные дилетанты вроде Переса Гальдоса и вышеподписавшегося – отлично, кстати, сознающего расстояние между ним и мной – тоже берутся за рассмотрение вопроса. Трафальгар – это дело историков, говорит он, а не романистов. Не испанских романистов – в особенности. Ибо романисты английские – О’Брайан, Форестер, Александр Кент или Дадли Поуп – хулы не заслуживают: они строго придерживаются исторической правды и могут сколько угодно писать о героических моряках его величества, сражающихся за свой народ (без кавычек) и за свободу всего мира с трусливыми, грязными и жестокими испанцами, от которых в довершение бед страшно несет чесноком – особенно во время абордажа. В отличие от английских писателей, неизменно объективных, в книгах писателей испанских «испанцы всегда хорошие, а все прочие – отвратительны», указывает Кеймен, указывает и доказывает тем самым, что не знаком ни с творчеством Переса Гальдоса, ни с моим. Впрочем, «Мыс Трафальгар» он упрекнул за «необычный язык», но это в порядке вещей: уразуметь кое-какие флотские загибы – дело непростое даже для выдающегося испаниста.
Так что вношу предложение: осваивайте (чуть было не сказал «присваивайте») гранты, наслаждайтесь сангрией и хамоном и не крутите мне эти… как их? мозги, дон Генри.
Месть Чурруки
Время от времени время все расставляет по своим местам. Или почти все. Как-то раз в одном средиземноморском порту я, пришвартовавшись носом, читал у себя в каюте, когда услышал шум двигателя. Поднялся на палубу, когда парусник заходил с противоположной стороны, намереваясь отдать швартовы. Обычно я помогаю при этом маневре, но на этот раз на причале был вахтенный, и потому я просто привалился к мачте и стал смотреть. Яхта была метров пятнадцать длины: у штурвала стоял мужчина, а на носу – женщина. Испанский флажок на гафеле, красный флаг на корме – англичанин, значит. Владелец был крупный, с пивным брюхом мужик лет пятидесяти. Женщина – чернокожая, высокая и статная. Дамочка – на загляденье, что правда, то правда. Видная, что называется, все при ней.
Матрос на причале ждал швартовки. Он был тощий, щуплый, прожаренный солнцем. Шорты, бейсболка, в каждом ухе – по золотой серьге. Паренька такого типа ненароком повстречаешь в темном переулке – доставай нож, пока он не вынул свой. Впрочем, это я к тому, чтобы вы представили себе, на что он похож: а так-то я его знаю давно и за приличного человека. Ну, в общем, представьте, пока нос английской яхты приближается к стенке. И вот, когда остается метра два, негритянка обращается к морячку с вопросом на чистейшем английском языке, который для здешнего народа звучит как один из диалектов малайского. Ага. И ни тебе «привет!», ни «добрый день», ничего. Морячок, оставаясь совершенно бесстрастным и придерживая багром яхту, чтоб не ткнулась в причал, отвечает на полном серьезе: «Жонеконпранпа». Дама смотрит на него в растерянности и повторяет вопрос, получая в точности тот же ответ с добавлением «сеньора», а поскольку ветер бьет в корму и кренит ее на правый борт, бросает морячку конец и бежит на корму – опять же – к своему капитану.