Кораблики, или «Помоги мне в пути»
Шрифт:
– Не меньше, чем ваш Конус, канувший в эти загадочные глубины...
– Сам бы ты канул куда-нибудь... – Я с трудом преодолевал сонливость. Потом встряхнулся. – Кстати, ты знаешь, что если я не найду Петьку, то убью тебя?.. Впрочем, если и найду... Кто-то же должен это сделать...
Он, кажется, удивился искренне:
– Зачем?
– Чтобы восстановить сбалансированность природы. Тебе в ней не место.
– Почему вы так решили, Питвик? – похоже, что он обиделся. – Сбалансированность как раз нарушится, если я исчезну. Создатель ничего не делает бессмысленно, значит, нужны в мире и такие,
– Оставь Создателя, подонок! Такие, как ты – продукт не Его, а вышедших из-под контроля дьявольских сил. Они взбесились и решили испохабить Вселенную.
– Ну, допустим. Однако разве эти силы не нужны? Создавая Вселенную, полную противоречий, Бог предусмотрел и такой вариант. С нами. Ибо без борения невозможно развитие мира. Это элементарно. А в борении есть проигравшие, и тогда, естественно, горе им...
– Горе – кому? Беззащитным пацанам, которых вы, сволочи, мучаете для услады своих гадских инстинктов?! У ребятишек-то какая борьба? И какая вина?
– А откуда ты взял, что страдать должны виноватые? Боль виноватых – заслуженна, сбалансированна и не влияет на стабильность мировой оси. А ось эта искривлена грехами, необходимо искупление. В основе же искупления – всегда страдания невиновных.
– Кто тебе сказал такую чушь?
– Чушь? – усмехнулся он. – Спроси отца Венедикта, если сам еще не проникся вашей христианской моралью. Ведь именно безгрешный, ни в чем не виноватый и чистый Иисус явился в мир, чтобы своими страданиями искупить грехи всех смертных. Другое дело, что у него ничего не вышло, но тут нет его вины. Смешно думать, что кто-то один, пускай даже Богочеловек, может заплатить собою за бесчинства и беззаконие миллионов. Мировая математическая логика требует, чтобы для расплаты страдали тоже миллионы. Миллионы невинных, с нетронутыми душами. Это заложено в самой основе Мироздания...
Когда он говорил, лицо его то приближалось, то удалялось. Но угловые размеры лица оставались одинаковыми. Когда оно было близким, то казалось обычным, человеческой величины. А отдаляясь – росло. И порой уходило в страшную даль – сквозь потолок и стены, сквозь просвеченные луною клочья облаков, дальше бледных звезд. И становилось неизмеримо громадным – словно подтверждало космический масштаб своих суждений.
– ...Это заложено в самой основе Мироздания... – И лицо приблизилось опять. Стало как у сидящего рядом собеседника. Я видел прыщик снаружи левой ноздри. И несмотря на артистическую удлиненность и локоны, мелькало в этой физиономии что-то боязливо-обывательское. Как у бродячего торгаша без патента.
– Итак, ты, Феликс Антуан, один из столпов Мироздания? От скромности не умрешь...
– Не претендую на столь вселенскую роль. Но я тебе уже доказал, что для искупления мира необходимы страдания. А кто-то же должен их осуществлять! Следовательно, нужен я. И такие, как я... Мы – необходимые рычаги в механизме, созданном Вседержителем, и смешно негодовать на нас за это. Мы – неизбежны...
– Зря ты прячешься за высокую миссию. Ты – грязный маньяк, и дело не в мировых законах, а в том, что ты и тебе подобные находят сладкую радость в мучении слабых и в своей похотливой власти над беззащитными.
– Конечно! – он улыбнулся самодовольно и снисходительно. – Разумеется! Наша работа высока
Лицо "художника" висело от меня метрах в пяти и размером было со стол.
"Конечно же, это не сам Полоз, – думал я. – Это его призрак или какой-то гнусный, не подвластный обычной природе дубликат. Ни кулаком, ни лучом из "ПП" не возьмешь..."
Оставалось продолжить дискуссию.
– Тебя послушать, так и даже Иуда ни в чем не виноват, потому что Христос заранее предсказал, что будет предан и распят. Выходит, Иуда тоже "рычаг механизма"? И не за что его осуждать?
– Конечно! Он и не был никем осужден, кроме разносчиков досужей молвы! В чем его вина? Если бы он не донес на Иисуса, разве тот смог бы выполнить задуманное и пострадать во имя человечества?.. Ну, что вы тут скажете, мистер Питвик? Ты когда-нибудь думал над евангельской историей всерьез? Это тебе не кораблики ставить перед самодельной иконой в розовом отрочестве...
Я дернулся. Но из глубины пришел глуховатый, с выдохом, голос отца Венедикта:
– Ты, Феликс Антоныч, не путай понятия. Христос потому и пришел на землю, что на ней были такие, как Иуда. Спасать мир именно от них пришел. И нет им оправдания, предателям и злодеям. Так же, как и тебе... А вот меня бы Господь простил, если бы я тогда успел удушить тебя. Ну да ты свое еще найдешь...
– Не ранее, отец мой, чем исполню свое предназначение до конца...
– Я тебе, дьявольское отродье, не отец! – взревел священник Венедикт, и я испугался, что проснется Сивка. – Достань его, Пит, дотянись!
Но Полоз опять сделался громадным и ушел в недостижимую высь...
– Придет время, дотянусь, – пообещал я. И вдруг сообразил: – А ты ведь, гад, охотился за Петькой, чтобы именно его расстрелять на страх другим! Потому и говорил – зомби!
– Конечно! – смеялся Полоз из-за звезд, которые были почему-то черными.
– Ты врешь, он не зомби! Он человек с живой душой!
– Как и те остальные, кого я перетаскивал из прошлого! Думаешь, это были дубликаты? Я пудрил мозги и тебе, и другим. Чтобы не отвечать перед слюнявыми "человеческими" законами. – Он опять постепенно приблизился. – Все мальчики были настоящие. Для страдания нужны только настоящие дети, Питвик. Природа искупления не терпит подделок...
Я все же выхватил из-под подушки пистолет. Дернул предохранитель, выпалил в повисшее совсем рядом лицо.
Ах-х! – и белая вспышка. Лицо исчезло. Сразу. И ночь исчезла. Я сидел на диване с "ПП" в руках. В окно пробивалось сквозь лисья веселое такое, раннее солнце.
ПРИСТАНЯ
1
Сивка еще прихрамывал, но шагал рядом со мной бодро и бесстрашно. Видимо, он считал, что костюм "хорошего мальчика" ограждает его от всяких подозрений и опасностей, которые грозят беспризорникам. А кроме того, с ним шел "дядя Питвик" – крепкий решительный мужчина с пистолетом в кармане. Вчера он уже спас Сивку от беды. Спасет, если надо, и снова.