Корах. Роман о времени

Консон Константин

– Тогда плохо мое дело, – рассмеялся юноша.

– Я думаю, у тебя с этим все в порядке.

К беседке подошел слуга и, низко поклонившись молодому человеку, сообщил, что его ожидают в канцелярии для решения неотложных проблем.

– Конечно иди, – кивнул ему Корах. – И не стесняйся сам принимать решения. Вскоре это тебе очень пригодится. Удачи, Моше.

* * *

Пост хранителя государственной казны перешел к Кораху не по наследству, а в признание его заслуг на службе в финансовом ведомстве. Когда его предшественник, человек, лично знавший двух фараонов, удалился в палаты Почтенной Старости, пост казначея

достался ему практически без конкуренции. Ближайшие советники фараона, мудрецы объединенного Египта, рекомендовали Кораха как человека многоопытного, умудренного жизнью, честного и, как никто другой, сведущего в своем деле. Фараон вручил ему государственную печать и ключ от казны; по завершении официальной церемонии Корах вступил в должность.

Подобный служебный взлет неегиптянина выглядел тем более странно, что в стране год от года усиливалось угнетение его соплеменников. Непостижимым образом некогда богатый и процветающий народ оказался в неволе, потеряв самостоятельность и впав в бедность. От восхода до заката люди были заняты тяжелым физическим трудом, не оставлявшим ни времени, ни сил ни на что, кроме сна и скудной трапезы. Рабство настолько глубоко укоренилось в их сердцах и умах, что никто уже не вспоминал о временах полноправной свободы. Едва ли они смогли бы объяснить, как оказались в столь бедственном положении. Ведь произошло это не внезапно, не в результате некоего события, а постепенно и незаметно, когда в течение многих лет их ограничивали в правах, отделяя от других египетских подданных.

Начиналось все безобидно – с праздничных субботних шествий в честь основания новой столицы. По завершении торжественной части все, включая самого фараона, закладывали первые кирпичи в фундамент будущего дворца. В последние годы подобные мероприятия проводились все чаще, служа символом единства нации, сплоченной вокруг власти фараона и жрецов.

Вместе с египтянами в субботниках участвовали и потомки Израилевых колен. Трудились они добросовестно, с энтузиазмом, привнося свою долю в архитектурное великолепие грандиозных сооружений. Им было чем гордиться, и они по праву чувствовали себя частью великой цивилизации.

За время жизни в стране иврим все более сливались с египтянами. Многие превратились из потомственных скотоводов в возделывателей аграрных наделов и поставщиков овечьей шерсти. По мере укрепления торговых связей между заселенной ими землей Гошен в нижнем течении Нила и главными египетскими царствами, доходы их росли, благосостояние множилось, и жизнь потомков Иакова становилась лучше и веселее.

Лишь одно омрачало этот праздник жизни – субботняя работа, издавна запрещенная их традицией; да на ритуальных шествиях приходилось когда-никогда поклониться египетским божествам. В сущности – пустяк, и многие предпочитали закрывать на это глаза. Участие воспринималось чисто символически, и евреи легко шли на эти уступки. Древние духовные устои приносились в жертву солидарности с благосклонно настроенной властью.

Но так было только поначалу. Со временем работы прибавилось, а отказаться было уже невозможно. Тогда строителей еще щедро одаривали серебряными монетами и золотыми украшениями; затем вознаграждение стало выдаваться одеждой, а в последние годы – все чаще мешками с грубыми овсяными лепешками или второсортным зерном. Люди сначала принимали все это с благодарностью, а потом просто потому, что выбора у них не осталось. Труд во имя фараона и на благо жрецов вошел у них в привычку, привычка переросла в обязанность, обязанность – в трудовую повинность.

Рабство вошло в дома евреев через открытую дверь.

К тому же участились случаи исчезновения людей, пользовавшихся в среде иврим авторитетом, и, как считалось, потенциально опасных для фараона. Некоторых травили специально приготовленным ядом, к чему власти страны отрицали свою сопричастность. Иногда пропадали целые семьи, а их дома передавались в распоряжение египтян. Ходили слухи, что многих увозят на север, в дельту Нила, где в тюремных ямах медленно умирают приговоренные. Но мало кто решался говорить об этом вслух, а если где и хватало на полразговорца, то только шепотом и с оглядкой, ибо и среди рабов случалось доносительство.

Лишь одной ветви из древа Израиля удалось избежать печальной участи и не примерить на себя ярма угнетения. Где напрямую, а где хитростью левиты уклонялись от участия в праздничных мероприятиях Мицраима. Поговаривают, что особое их положение стало возможным благодаря долголетию Леви, третьего сына патриарха Иакова, который последним из основателей колен покинул бренный мир. Пока он был жив, потомки его имели силу отказаться от дружественно протянутой руки всеегипетской солидарности, предпочитая гордое неповиновение безропотной покорности. Но и после его ухода левиты видели себя единственным оплотом наследия Израиля, и как последний рубеж защиты духовной традиции, хранили верность невидимому Богу.

Власть так и не сумела нанести строптивому колену никакого вреда. Более того, узнав, что левиты у иврим играют ту же роль, что жрецы для Египта, фараон оставил их в покое, полагая, что присутствие привилегированной касты в среде рабов облегчит подчинение большинства.

Некоторые из мудрецов, однако, полагали, что здесь не обошлось без вмешательства Всевышнего, защитившего своих наиболее ревнивых адептов в заслугу заповеди обрезания крайней плоти – знака союза с Творцом, которую левиты продолжали соблюдать даже в самых неблагоприятных условиях.

Из детства

Мысленно путешествуя по лабиринтам истории, Корах пытался разглядеть проторенные праотцами пути. Согласно высшему замыслу, этими путями должен был двигаться еще не родившийся, не сформировавшийся народ. Перед ним раскрывалась связь поколений, от отца к сыну и от учителя к ученику передававших знания о Боге. Порой во время таких размышлений он впадал в состояние отрешенности, и тогда казалось, он перенимает эстафету духовной традиции, которую только и можно раскопать в недрах многолетнего опыта человеческого бытия.

"Детство – восход судьбы в просыпающейся жизни" – эти слова, непонятно, когда и кем сказанные, нередко всплывали в его сознании. Кораху вспоминался день, когда отец взял его с братьями на праздник осеннего урожая. Младшему в семье, ему едва исполнилось шесть лет, и он впервые видел такое количество людей. Веселая, шумная толпа запрудила пологий берег Нила, расположившись вокруг пестрых шатров. В памяти остались свежие лепешки и сочные фрукты, которыми взрослые обильно их угощали. К восторгу детей, им позволили играть в специально построенных к празднику шалашах. 21

21

Специально построенные к празднику шалаши – аллюзия на праздник Суккот, когда евреи строят шалаши (Сукки), в которых живут семь дней. Известен как праздник Кущей.