Кордон
Шрифт:
ннутренних дел Л. А. Перовский. Они обошли по-солдафонски ретивого военного министра Чернышева и во всем потакавшего ему Нессельроде, попросили у царя аудиенцию и раскрыли перед ним отрадную картину Дальнего Востока в будущем, благодаря отечественному открытию. Один из них сказал, что исследование Приамурья и Приморья несет невиданный прогресс и решает два гло^ бальных вопроса — пограничный и морской, — которые, есть надежда, возвысят Россию и в политическом отношении. Другой, назвав Амур артерией, связывающей с океаном Восточную Сибирь, напомнил, что Петр Великий назвал ключевыми три реки, которые
— Я нахожу поступок господина Невельского молодецким, благородным и патриотическим.
Узнав, что Особый комитет принял решение не в пользу исследователя, царь распорядился:
— Комитету собраться вновь под председательством наследника, великого князя Александра Николаевича. Господину Невельскому. присвоить звание капитана 1 ранга и пожаловать орден святого Владимира 4-й степени.
А когда речь зашла о закрытии (по настоянию Нессельроде) только что обозначенного первого военного поста на Дальнем Востоке, Николай I обронил фразу, которой суждено было стать крылатой: «Где раз поднят русский флаг, он уже спускаться не должен».
Особый комитет, заседая вторично, квалифицировал действия офицера императорского Российского флота Невельского по амурскому вопросу правомерными. Он постановил: «Создать экспедицию по дальнейшему исследованию Восточного побережья и назвать ее Амурской. Начальником ее во всех отношениях назначить чиновника по особым поручениям капитана 1 ранга Г. И. Невельского. Действия и руководство экспедицией должно осуществляться под главным начальством военного губернатора Восточной Сибири Н. Н. Муравьева».
Так Геннадий Иванович, не успев облачиться в форму капитана 2 ранга, получил очередное звание, стал начальником Амурской экспедиции, рассчитанной на длительное иремя. Потом было еще немало трудностей, мешавших нормальной работе в отдаленном крае. Экспедиции не хватало денежных средств, с перебоями доставляли в Приморье продовольствие. Люди, трудясь в суровых климатических условиях, не имели поначалу добротного жилья, теплой одежды, нередко были без запасов еды и медикаментов, по полгода и более не получали почту. Лютые холода и изнуряющие болезни унесли много жизней. Не обошла беда и семью Невельского. Он в Петровском зимовье похоронил маленькую дочь…
Арбузов, слушая собеседника, не переставал удивляться его стойкости и мужеству. «Да, обеднела бы Россия, — думал Александр Павлович, — если бы не рожала таких сыновей, как Невельской, Муравьев и им подобных».
В порту Де-Кастри еще никто не знал, что три месяца назад Англия и Франция объявили войну России, что враг уже обстреливает Кронштадт, а основная армада его судов направлена к Крыму, что шестнадцать тысяч черноморских моряков, потопив свои корабли, скоро будут драться насмерть в севастопольских бастионах, поджидая подхода полевой русской армии.
— Сейчас очень важно, чтобы никто из иностранцев не узнал о наших открытиях на Дальнем Востоке, — обес-пошенно говорил Невельской. — Несмотря на завидную предприимчивость в области коммерческой, англосаксы ны отстают по географическим исследованиям. Они по-иаетоящему не представляют, как выглядят наши восточные берега, по-прежнему преклоняются перед устаревшими открытиями мореплавателей Лаперуза и Браутона.
Слушая Невельского, Арбузов недоверчиво качал голодай. Ему еще до конца не верилось, что из залива Де-Кастри можно беспрепятственно пройти кораблям в Охотское море. Но Геннадий Иванович изучил эти места досконально и в своих суждениях был уверен.
— Столкновение России с Англией и Францией, — говорил Невельской, — как видно, неизбежно. Но война, Александр Павлович, дело приходящее и уходящее. Вы-
страдает ее Россия. А давайте взглянем на Амур и Татарский пролив глазами мирных людей. Вот вы сделали сплав по реке. Сколько народу, груза доставила вода! А попробуйте этот путь пройти через тайгу пешим ходом. С великими муками, сказываете, преодолели по суше двадцать пять верст. Словом, в устье Амура надо строить порт.
— Так ведь твердой уверенности, что можно по реке пройти до конца, еще нет, — возразил Арбузов.
— Ваша «Аргунь» пришла сюда из Амура. А паровая шхуна «Восток» пойдет с господином Муравьевым в Аян, — не обращая внимания на сомнения собеседника, продолжил Невельской. — Если идти прежним путем, через пролив Лаперуза, то это грубо одна тысяча двести миль. Но шхуна «Восток» теперь пойдет вдоль Сахалина не на юг, а на север. Отсюда до Аяна через Охотское море не более четырехсот пятидесяти миль. Есть разница?
— Заметная, — с улыбкой согласился Арбузов.
— А в Камчатку путь от Де-Кастри сокращается чуть ли не вдвое, — сказал Невельской и с удовольствием добавил — Нет, не зря господин Муравьев так отчаянно дерется с тупыми и упрямыми петербургскими сановниками. Игра стоит свеч!
Отдавая должное заслугам военного губернатора Восточной Сибири, Невельской умолчал о своих. «Нет, — думал о нем Арбузов, — не ради славы и честолюбия столько неприятностей пережил этот человек. И сейчас, когда становится ясно, как велико им сделанное, когда его имя действительно можно поставить в едином ряду с мировыми именами мореплавателей, Геннадий Иванович не хочет, чтобы новое открытие предавали огласке. Это и есть бескорыстная, истинная забота о России, тревога за ее судьбу».
А Невельской, видимо, забыв на время, что он только начальник Амурской экспедиции, увлеченно говорил собеседнику о том, каким бы хотел видеть в ближайшее будущее Дальний Восток:
— Обязательна в устье Амура и южнее его нужно как можно быстрее афоить большие и мощные порты. Российский флаг надо прочно-напрочно установить здесь, на этом дальнем побережье.
— А господин Путятин, оказывается, тоже против Амура, — вставил Арбузов.
— Он приятель Нессельроде, становится таким же англоманом, — хмуро отозвался Невельской и в раздумье до-