Корень жизни: Таежные были
Шрифт:
Вдоль берегов рос лес, за которым простирались обширные, сверх всяких мер напитанные водой луга и мари с озерами, лиственничными релками и ерниковыми кустарниками. Забравшись на невысокую сопку, я уселся на каменной глыбе, осмотрелся вокруг. Видимость горизонта прекрасная. На бескрайней равнине кое-где возвышались одиночные горки да хребтики, все же остальное пространство занимали мари и лиственничники. Это было настоящее царство лосей, так же, как кедрачи и дубняки — владения кабанов, а тундра — вотчина северного оленя.
Подумав о лосях, я поймал себя на мысли: а где же они, эти лоси? И сам себе ответил: летним солнечным днем их трудно увидеть — лежат где-нибудь в безопасном
Вроде бы странно: здесь, на этих мокрых, топких и холодных марях, живет лось, а южнее, где суше, теплее да и кормов больше, нет его теперь и раньше не было. Оказывается, основная причина кроется в холодолюбивости лося. На юге Приморья, например, пищи для этого животного полным-полно, но тамошнее лето, жаркое и влажное, не для лося: у него плохая терморегуляция тела, он не переносит зноя. Даже на Селемджинских марях, где редко бывает жарко, вода почти всегда ледяная, а вечная мерзлота залегает совсем неглубоко, — даже здесь днем лоси отлеживаются в тени или погружаются в воду.
Это не только потому, что зверям и в прохладе жарко: не меньше зноя боятся они слепней, оводов, комаров, мошек и другого гнуса, которого летом на марях превеликое множество. Особенно досаждают лосям носоглоточный и подкожный оводы. Первый из них с фанатической настойчивостью гудит перед мордой до тех пор, пока не забрызнет массу паразитических личинок в ноздри несчастного животного или сам не погибнет. Очень подвижные личинки по слизистой оболочке шустро передвигаются в носоглотку, а иногда и в слуховые проходы, где присасываются к живой ткани. Они будут мучить бедных животных (а лоси почти поголовно ими поражены) до следующего лета. Закончив развитие, личинки в июне или июле покидают тела своих жертв, а спустя месяц новые полчища оводов с ожесточением набрасываются на лосей. Подкожный же овод откладывает свою нечисть на спине, боках, ногах сохатых.
Вы, вероятно, видели, как в августовскую жару бьют себя ногами, стегают хвостами, мотают головами лошади, коровы. Это они защищаются от слепней и оводов. Вам наверняка приходилось убивать на своем теле слепня — крылатую мерзость с золотистым брюшком в поперечных кольцевых полосах, и вы знаете, как больно она жалит. А когда на животное, у которого нет рук, садится и впивается орава таких мучителей, оно от страданий просто безумеет. Я однажды увидел, как по мари к озеру мчался здоровенный лось, его сопровождал гудящий клубок оводов. Лось с налету прыгнул в воду и погрузился в нее. Вынырнув, он сразу же увидел меня, но, набрав воздуху, снова ушел под воду. Лишь когда оводы улетели, потеряв свою жертву, я увидел в глазах лося не страх или любопытство, а муку, отчаяние и боль. Он вышел из воды минут через десять и перешел в другое озеро, рядом. В такие моменты всегда глубоко сожалеешь, что человек еще не заслужил доверия зверя…
Отсиживаясь днем в воде или отлеживаясь в гуще кустов, сохатый выходит на кормежку вечером. Он страсть как любит сочные прибрежные и водные растения и ходит по воде часами, наслаждаясь обильной пищей и прохладой. В это время зверь часто забывает о бдительности и становится жертвой своего давнего
А холода лось не боится. Шуба спасает его от самых лютых морозов, от ветров же он прячется в густых лесах, уходит на затишные склоны. Зимой питается скудно — ветками березок, осин, тополя, молодых лиственниц, разных кустарников. Меня всегда удивляла способность лосиного желудка перерабатывать грубую древесину. И из этой, казалось бы, совершенно неудобоваримой массы зверь черпает жизненные силы, превращает ее в мышцы, жир и другие живые ткани.
Много врагов у лося, но главный из них — человек. А вся беда в том, что в этом мирном звере около двухсот килограммов прекрасного мяса. С давних времен охотник настойчиво преследует сохатого: удачное попадание стрелы или пули надолго обеспечивало его семью пищей. И теперь добыча лося приносит хороший доход.
Лет двадцать назад недальновидные хозяйственники построили на Селемдже лисью звероферму и начали кормить чернобурок лосятиной. Сначала все шло прекрасно, на почти дармовом корме ферма пошла в гору, стала участницей ВДНХ. Но вскоре ее закрыли: быстро перевелись лоси, очень редко кому удавалось увидеть это животное, да и то где-либо за тридевять земель. Оплакивали крах горе-эксперимента, но никто не подумал, что еще одно преступление совершил человек против братьев своих меньших. Совершил безнаказанно…
Борис историю селемджинского лося знает отлично.
— Добывают не в меру много. Зимой верхом на лошади к лосю подойти не составляет труда. Некоторые охотники за сезон раньше отстреливали по тридцать — сорок лосей, сейчас, конечно, не те времена, и промысел не так богат…
Следующую ночь мы провели на метеостанции. Несколько домов, шесть человек, а кругом бездорожье и безлюдье.
— Скучно здесь жить? — спрашиваю начальника метеостанции Владимира Соханенко.
— Да нет, привыкли, — отвечает он. — Работаем, рыбачим, охотимся, чего еще надо? Мне кажется, в городе скучнее. Впрочем, каждому свое.
Отплыли чуть свет. Это потому, что я просил Бориса к вечеру быть на горячих ключах, а ему очень уж хотелось заехать на Синекан.
На месте были уже в девятом часу. Это типичный горный ключ с мелкими перекатами, но плесы на нем глубокие, есть и омуты. Раз двадцать на мелких местах глушили мотор и толкались шестами. За два часа кое-как поднялись вверх километров на пятнадцать. Назад сплавлялись по течению. Каждые полчаса на нас обрушивались ливневые дожди. Я кутался в плащ, а Борис, не обращая внимания на потоки воды, гром и молнии, хлестал ключ спиннингом. Ленков было много, довольно крупные, а один даже потянул на четыре килограмма. Я несколько раз говорил Борису: «Хватит», но у него находилась веская причина «побросать еще немного, поймать тайменя». Таймень не попадался, но зато один за другим грохотали по алюминиевому днищу лодки ленки, потом пошли щуки. Пришлось снова отбирать спиннинг.
На «курорт» приплыли вечером. Гроза еще днем перешла в затяжной дождь, промочивший нас, казалось, до костей. Нам уже незачем было прятаться от дождя, и мы пошли смотреть «курорт» босиком, во всем мокром.
История его началась в 1932 году. Безвестный охотник зимой набрел на горячие ключи с сернистым запахом. Родники били из-под земли и образовывали клубящиеся потоки, стекавшие в Быссу. Река на три километра вверх и четыре вниз даже при трескучих морозах была свободной ото льда и вся окутана паром. А охотник тот страдал ревматизмом и решил испытать целебность ключей на себе. Приплыл летом, поставил палатку. За месяц болезни как не бывало.