Корейская гейша. История Екатерины Бэйли
Шрифт:
Для себя он, видимо, уже все решил, и переубедить его я не могла.
А, ну и пусть! Если ему от этого жить веселее.
На следующий день я подошла к Рите:
– Послушай, неужели Киму так трудно поверить, что Шон для меня не более чем друг?
– Корейцы не понимают дружбу между мужчиной и женщиной, у них ее не бывает. Да ты и сама подумай: ты же у него иногда ночуешь! У кого угодно подобные мысли появятся.
– Логично, – согласилась я.
– Не обращай на него внимания, пусть думает что хочет. Ты его не переубедишь.
– Да это я уже поняла. Кстати, – вспомнила я, – мы с Шоном в это воскресение мой День рождения отмечаем. Приходи,
– А американцы будут? – уточнила она.
– Конечно. Друзья моего мужа и сам Шон.
– Тогда мне нельзя. Мой не отпустит туда, где американцы, – объяснила она.
– Но ты же здесь работаешь, и ничего?! – не поняла я.
– Так тут я под присмотром, а там – нет.
– Ясно. Ну, смотри сама. Если сможешь – милости просим.
Помимо друзей Санни, Риты, Чуян, и Танюшки, которая смогла заскочить буквально на пару минут, так как ребенок был совсем крохой, я пригласила еще двух русских девчонок.
В силу того, что они были замужем за корейцами, общались мы нечасто. Но все же я хочу рассказать немного о них.
Одну из них звали Элей. Замужем была около года. Муж ее хоть и проводил почти половину всего времени в Корее, но официально считался гражданином Америки и при этом он давно нигде не работал. В свое время он был женат на американке, которая умерла из-за врачебной ошибки, сделав его тем самым весьма обеспеченным вдовцом: он получил хорошие деньги после смерти жены по страховке, и, кроме того, рассчитывал сорвать жирный куш с госпиталя, поставившего ей неверный диагноз. Уже несколько лет продолжалась их тяжба (для Америки подобные судебные процессы – явление нормальное, хотя и отнимающее кучу времени), из-за которой ему раз в два месяца приходилось наведываться в США, оставляя молодую жену со своими родителями. А родители мужа Элю не жаловали. В их памяти навечно поселилась прежняя жена сына, которая была для них почти что святой: по всем комнатам, даже в Элиной спальне, висели ее фотографии, и не проходило ни дня, когда бы Эля не выслушала сравнения себя с ней, разумеется, всегда не в пользу Эли. Они попрекали ее каждым куском, а в отсутствие сына регулярно докладывали ему, куда она ходит и когда возвращается. Разумеется, общение со мной было для Эли «табу». Потому как сам факт того, что мой муж в Америке, а я – тут и без присмотра делал меня практически «шлюхой». А приличные девушки со «шлюхами» не общаются. Поэтому мы с Элькой встречались редко, урывками, каждый раз рискуя нарваться на неприятности.
Тем не менее, в этот раз она наплевала на мужа и на его родителей и решила прийти ко мне на День рождения, так как круглосуточно сидеть дома ей надоело.
– А если муж будет ругаться? – засомневалась я. Мне не хотелось, чтобы у Эли были очередные проблемы. – Ну и что, что сейчас он в Америке. Он же вернется, и ему опять донесут.
– Насрать! Я что так, что эдак – плохая. Он все равно наорет, а так я хоть оторвусь немного! – заявила она со злостью.
– И нафига он тебе такой нужен? – не понимала я, сама находясь в положении хоть и не близком к ее (меня пока дома никто взаперти не держал), но в чем-то очень похожем.
– Люблю я его. Ты бы знала, какой он ласковый, какой добрый был! – сказала она с чувством.
– Ну, это до замужества. Сейчас-то он совсем не ласковый и не добрый.
– Я не хочу разводиться, – упрямо возразила она, в душе видимо надеясь, что когда-нибудь тот, прежний, который ласковый и добрый, вернется к ней и все опять будет хорошо.
Спорить с ней я не стала.
Вторую из моих приглашенных звали Ирой. Она была замужем уже несколько лет, но счастливым их брак тоже не назовешь. В их семье была такая же история волшебного превращения мужа: вместо нежного, доброго и заботливого мужчины сразу же после свадьбы он стал тираном, запретившим жене любую свободу общения и передвижения.
Но Ирка, в отличие от Эли, обладала умом и сообразительностью и почти сразу пошла учиться, чтобы не быть целиком и полностью зависимой от переменчивого настроения мужа. К тому времени она уже заканчивала третий курс института по специальности «переводчик».
Приготовив с утра пораньше «Оливье», салат с крабовыми палочками и фаршированный перец, я отправилась на остановку встречать друзей мужа.
– Мы ненадолго, – сразу предупредили они. – Сегодня с шести работаем.
– Так что, даже не выпьете? – расстроилась я.
– Ну, если только за именинницу, – улыбнулся Шон – парнишка, с которым я познакомилась совсем недавно. У него была приятная застенчивая улыбка, делавшая его лицо милым, добрым и даже каким-то детским.
– А тебе сколько лет? – зачем-то решила я уточнить.
– Двадцать два, – ответил он и покраснел.
Это, наверное, потому, что двадцать два ему еще только должно было исполниться, правда – вот-вот, а он захотел показаться чуть старше уже сейчас.
Именно в этот момент я почувствовала себя глубокой старухой, хотя мне исполнялось всего 24. Наверное, это потому, что за последние годы чисто эмоционально я пережила лет сорок, не меньше.
– Ладно, пошли, – скомандовала я и направилась к дому Шпика. – Отмечать будем у моего друга. Кое-что готово уже сейчас, но самое главное – шашлыки – впереди.
Мы отлично поужинали.
Хотя лично я «ужинала» только пивом, по лицам гостей было понятно, что и мясо удалось, и остальное угощение понравилось. Ребята, как и предупреждали, задержались лишь на несколько часов, выпив всего по одной рюмке и дружно отметив, что русская водка пьется мягче, чем любая другая.
Я заметила, что Шпик все это время разговаривал с моим новым знакомым, которого звали Шоном.
– О чем это вы там так увлеченно болтали? – спросила я, когда первые гости почти разошлись.
– Да так, обо всем. Интересный он, кстати, малый! Мало того, что нас зовут одинаково, так он еще и ирландец – как я, – гордо заметил он, переворачивая курицу на гриле.
– Ясно. То есть он – такой же псих, как и ты, что ли?! – спросила я со смехом.
– Ну, ты и стерва! Хотя, ирландцы все немного «того», это точно, – подтвердил он, улыбаясь.
Мы позволяли себе так «опасно» шутить, зная, что никогда не обидимся друг на друга. Шпик вечно называл меня русской стервой, а я его – психом, идиотом и так далее.
Народ вокруг пребывал в шоке, думая, что мы так ругаемся. Мы же лишь дурачились, зная, что можем назвать друг друга как угодно, да и сказать что угодно – глупых обид между нами уже никогда не будет.
– Знаешь, Ким предложил сделать мне приглашение, чтобы я на него и дальше работала.
– …Я, конечно, был бы рад, но все равно – не советую, – ответил он, немного подумав. – Ты же вроде учиться хотела? Вот и езжай, учись!
– Пожалуй, ты прав – пора уже и делом заняться. Только не уверенна, что смогу это потянуть, – засомневалась я. – Учеба у нас дорогая, а зарплаты – мизерные. Накоплений я так никаких и не сделала, а на помощь мужа рассчитывать не могу, ты ж понимаешь.