Корейская гейша. История Екатерины Бэйли

Рассказова Алевтина

Я уезжала обратно в Россию, оставляя позади массу приятных и не очень воспоминаний, друзей, брак, поклонников… Разумная моя половинка временно взяла верх и я решила начать жизнь с чистого листа, не оглядываясь на прошлое.

А Кевин? А что – Кевин!? С ним я решила – пусть будет, что будет. Отталкивать его я не буду, но и убиваться в случае чего – тоже не стану.

Приехав домой, я поступила в институт на переводчика, успешно пройдя тест по английскому: преподаватель даже не стала дослушивать мой ответ до

конца, так как исправлять что-либо или дополнять в нем было не нужно. Также я устроилась на работу, график которой позволял бы мне успевать на учебу, начинавшуюся в октябре.

После моего отъезда Кевин писал ровно месяц, после чего пропал: коротко объяснил, что появились семейные проблемы, и больше на связь не выходил. Меня, признаться, это ничуть не удивило, поэтому я просто постаралась как можно быстрее выбросить его из головы.

Как мы и договорились с Санни заранее, в августе я сняла с его карточки еще тысячу долларов, после чего получила от него разгневанное послание: «Ты меня оставила совсем без гроша! Что хочешь делай, но верни мне мои деньги! Мне даже еду не на что купить, – одними шоколадками питаюсь!»

Упс! Сперва я даже слегка растерялась, не зная, как реагировать на подобное: вроде бы мы – взрослые люди и давно обо всем договорились…, однако его личные планы видимо поменялись.

Дальше последовала короткая, но весьма эмоциональная переписка (по неведомой мне причине к ней подключилась и его милая Анджелина, приславшая несколько писем с отборными матами, – пришлось почти вежливо послать ее куда подальше), из которой следовало, что деньги, которые он пообещал дать мне на учебу, я смогу получить в лучшем случае года лишь через два. При этом разводом я должна буду заниматься самостоятельно, так как расписывались мы в России.

Н-да…

В общем, денег от своего «бывшего» в дальнейшем я более не увидела (ну, да и не нужны они мне – пусть строит на них свое новое счастье!), а с разводом пришлось изрядно помучиться: ЗАГС разводить нас отказывался, арбитражный суд – тоже. Самый дельный совет, который дали мне за все это время, заключался в следующем: объявить мужа без вести пропавшим и через полгода получить развод автоматически. Но мне делать так не хотелось, и я продолжала настойчиво бегать по судам и по ЗАГСам, пока, в конце концов, кто-то из чиновников не соизволил мне сообщить, что для развода требуется письменное согласие мужа.

Санни пообещал, что вышлет нужное заявление, и я стала ждать.

Время шло, я уже приступила к учебе, а его согласия все не было и не было…

При этом не проходило и дня, чтобы я не вспоминала о любимой Корее. Скучала я по ней – невероятно! Даже не знаю, что именно так безудержно тянуло меня обратно: оставленные там друзья, жизнь за границей или просто комфортная жизнь без проблем. Возможно, – все это вместе взятое,… а может и ощущение, что что-то я упустила, чего-то важного не заметила.

До ноября я смиренно ждала письма Санни с согласием на наш развод, но, поняв, что добровольно он мне

его не пришлет, решила взять все опять в свои руки.

По моей просьбе Шпик разыскал электронный адрес начальника Санни, которому я пожаловалась на то, что Санни не дает мне развод, объяснив попутно очевидные, на мой взгляд, мотивы подобного поведения: он получает хорошие деньги на мое содержание, и чем дольше мы будем женаты – тем лучше. Видимо, это подействовало, потому что уже через две недели нужная бумага была у меня на руках.

Не хочу утомлять вас подробностями, поэтому скажу коротко: на этом мои мытарства не закончилось, и официально «свободной женщиной» я стала еще только через пять месяцев. Опять же, не без помощи некоторого количества свободно конвертируемой валюты.

Все это время, пока я ждала документы от Санни, Рита писала мне, что если я вдруг передумаю, то она тотчас же пришлет приглашение, по которому я смогу вернуться обратно.

Друзья тоже не оставляли меня в покое, так что вскоре я не выдержала и сломалась: забрала документы из института и начала оформлять очередную визу.

Я решила вернуться и попробовать поступить в институт там, в Кунсане. Мне это показалось наиболее приемлемым вариантом: и время не потеряю, и жить буду так, как нравится.

Кстати, Кунсан – не такой уж и маленький городок, как это могло показаться кому-то со стороны: в нем проживает почти триста тысяч человек (это только официальные цифры и только по местным жителям!), а в местных учебных заведениях даже существуют специальные группы для иностранцев, преподавание в которых ведется исключительно на английском.

Как же был счастлив Шпик, узнав, что я возвращаюсь! Ведь все это время он не прекращал надеяться, что я одумаюсь и вернусь.

За время моего отсутствия он успел осуществить свою давнюю мечту и открыл собственный ресторан. Правда «собственный» – слегка громко сказано: деньги на открытие дал его лучший друг, так как своих средств у Шона так и не появилось (все уходило к жене); да и оформить его пришлось на Чуян, ведь иностранцам запрещено открывать бизнес в Корее. Но кашеварил в нем и решал все управленческие вопросы все равно Шон, – в свободное от основной работы время.

Почти три месяца Шпик держал для меня в баре полную рюмку текилы, и все посетители знали, для кого именно она предназначена. Наверное, с самого начала ему что-то подсказывало, что рано или поздно я обязательно вернусь, хотя у самой меня таких планов до последнего времени не было.

Несмотря на то, что в этот период молодым девушкам визы в Корею почти не давали, я попала туда без проблем. Уж и не знаю, что помогло: моя ли американская фамилия (которую я оставила и после развода, дабы не мучиться с очередным переоформлением паспортов), тот ли факт, что в общей сложности я уже провела здесь чуть больше трех лет, или еще что-то, о чем я не знаю. Но, тем не менее, факт налицо – в начале декабря я уже летела в Корею.