Коричневая трагедия
Шрифт:
«Голосуй ‘за’ — иначе ты предатель».
«Голосуй ‘за’ — иначе тебе не место в Германии».
На заре Национальной революции перед людьми не ставили подобной дилеммы.
V. Старуха и ее пулемет
Вот вам поразительная жанровая картинка, которой мне сегодня утром довелось полюбоваться; она меня воистину ошеломила.
Иду по Унтер-ден-Линден к Бранденбургским воротам. По обеим сторонам широкой асфальтовой полосы выстроились банки, дворцы, дорогие магазины,
Хотя, проектируя эту улицу, великие строители Гогенцоллерны явно стремились заткнуть за пояс и рю де ла Пэ, и авеню дю Буа. Видимо, Унтер-ден-Линден задумана как оплот новейшей всемирной цивилизации. Нужно, чтобы иностранный турист чувствовал себя здесь как дома. Сейчас иностранный турист может почувствовать здесь нечто другое — смрад, исходящий от старых трупов, к которому примешивается с трудом уловимый, еще более трагический запах грядущего разложения. Судите сами, преувеличиваю ли я.
Две огромные витрины, на которые падает тень гитлеровских знамен и красно-бело-черных флажков с тевтонским крестом (это военный штандарт):
«‘Die Front’. Выставка сувениров великой борьбы».
Плата за вход пятьдесят пфеннигов. Три франка. Это не Музей Инвалидов в миниатюре, не музей героизма, где у каждой реликвии своя история, где прославляется не смерть, а мужество, бросающее вызов смерти.
Помещение, в которое вы входите, — это скорее лавка старьевщика, совмещенная с костехранилищем, что-то вроде торговли уцененными памятками резни. Вам показывают способы убивать быстро и эффективно.
В витринах полно осколков от снарядов, пробитых касок, оружия, корпии. На каждом экспонате — этикетка, на которой коротко и ясно указан калибр смертоносного орудия или место, где была найдена снятая с убитого солдата железная каска; это сувениры и результаты немецкой стрельбы. Вот и все.
Вдоль стен колоссальные авиаторпеды. Эти кошмарные шпалеры устрашающих синих чугунных груш, эти гнезда, полные огромных стальных яиц, в которых таились до поры до времени желтые свирепые цыплята из панкластита [2] , расположились вокруг самолета.
2
Взрывчатая смесь, изобретенная в 1881 г.
На торпедах этикетки: 200, 300, 500 килограмм.
Этикетка на самолете: «Такие машины летали над Парижем и Лондоном».
Женщины, в ужасе бегущие в темноту, рушащиеся небогатые квартирки, пылающие пирамиды, внутри которых погребены обугленные тела сгоревших заживо детей, — но вряд ли выставка «Die Front», открытая в одном из самых фешенебельных мест Берлина, призвана вызывать у посетителей эти тоскливые мысли. Всемогущий доктор Геббельс, шефствующий над
— Посмотрите, как Германия наводила страх на другие страны в славные дни войны. Она была великой державой. Она перебила множество врагов.
Налево от входа, в колыбели из дубовых листьев, перевитой яркими лентами, ухмыляется стальная морда 150-миллиметровой гаубицы. Рядом намалеванный на холсте танк, исполосованный белым, зеленым и рыжим камуфляжем. На его боках пятнышки ржавчины. Имитация брызг крови для пущего правдоподобия?
В зале раздается звук шагов.
На уровне земли — рельефная поверхность, холмы из папье-маше, леса из тонкой зеленой стружки, похожей на вермишель, микроскопические деревни и потеки кобальта, изображающего реки. Полдень. Один из служителей объясняет мальчишкам, которые явно забрели сюда прямо из соседней школы, что это панорама поля сражения.
Грубый голос, грудь колесом — все изобличает в этом человеке бывшего фельдфебеля, унтер-офицера старого закала.
Подхожу. Фельдфебель в штатском тычет указкой в деревню на панораме:
— Если бы наши части ее удержали, — говорит он, — мы бы вошли в Париж, детки. Тогда бы es w"are sch"one Zeit gewesen. Тогда бы все было прекрасно.
На круглых детских рожицах расцветают ангельские улыбки. Мальчики уходят. Служитель обращается ко мне:
— Не угодно ли вам будет послушать про die zweite Marne-Schlacht? Про вторую битву на Марне?
— Благодарю, я там был… и не на вашей стороне.
Славный малый не обижается на такую мелочь. Предлагает мне симпатичные сувениры — фотографии полей сражений, кладбищ, развалин, обвешенных медалями вояк в касках и так далее…
Но меня ждет куда более любопытное зрелище.
Напротив 150-миллиметровой гаубицы, покоящейся в колыбели из дубовых листьев, расположился пулемет. Один из тяжелых пулеметов с жерлами из листового железа, похожими на жаровню для кофе, на длинных тонких ножках — семнадцать лет назад им придавали подобие человеческого облика, после чего они успешно превращали людей в привидения.
— Поверните колесо. Проверьте прицел. Теперь осмотрите зубчатую передачу, подающую ленту…
На сидении орудия расположилась какая-то женщина. Посетительница, уплатившая пятьдесят пфеннигов, берет у второго служителя урок стрельбы из пулемета. В конце концов, каждый развлекается как может. Но эта женщина, управляющаяся с рукоятками смертоносного орудия, — особа почтенного возраста.
— Жмите на гашетку, gn"adige Frau, — говорит фельдфебель. — Вот так! Представьте себе, будто вы стреляете.
— Ach! Wie ulkig! Ах, как занятно! — вздыхает старуха.
Вид у нее не злобный. Неужели она воображает, что убивает людей, создания из плоти и крови, рожденные другими женщинами?..