Коридор
Шрифт:
– О, нет! – от резкого движения левой руки непроизвольно дернулась и правая, которая все это время мертвой хваткой держала штурвал в одном неподвижном положении. Машину повело носом вниз, и Он инстинктивно потянул рычаг на себя. Самолет тут же рвануло вверх, а левая нога вдобавок утопила педаль в пол, от чего еще сильнее стало заваливать влево. Чтобы вернуть самолет, пришлось дернуть штурвал вперед, вдавив правую педаль. Потом опять к себе… “Русские горки” не шли ни в какое сравнение с тем, что испытывало сейчас его тело. От этой лихорадочной тряски возникало чувство, что самолет вот– вот отлетает свое.
– О Боже, где ты? Помоги же мне! – почти прокричал Он, запрокинув голову вверх.
– Я здесь, – через некоторое время раздался шуршащий голос в наушниках.
– Кто это?
– Убери правую ногу с педали, придурок, и отпусти штурвал. Иначе встретишься с тем, кого звал.
Послушно выполнив сказанное, Он вскоре почувствовал, что самолет перестал валиться влево. Но вверх-вниз все равно скакал, как мустанг.
– А теперь прекрати дергать штурвал. Плавно на себя и вправо. Еще, еще. Все выравнивай. Карл, не дергай педали.
– «Карл? Это он, что, мне? Чертовщина какая-то», – у него грешным делом начало появляться чувство, что Он спятил. Самое удивительное было то, что все наставления выполнялись правильно, с первого раза. Как будто его рукой кто-то водил.
– О! Стал!
– Кто у тебя там встал? – в наушниках послышалось радостное ржание.
– Я его выровнял.
– Я думаю. Ты, дослужившись до оберлейтенанта [1] , научился хотя бы в штопор не сваливаться. Надеюсь, что сесть-то ты сам сможешь?
1
Оберлейтенант – воинское звание в Вермахте, соответствующее званию старшего лейтенанта в Советской Армии.
– Нет! – незамедлительно выпалил в ответ Он.
– Неужели все так серьезно? Ушам своим не верю, Карл Маер
– гроза Восточного фронта и лучший пилот нашего штаффеля [2]
– не может сам посадить самолет. Ну ладно, не дрейфь. Что-нибудь придумаем.
– Где я нахожусь? С кем разговариваю?– в голове все окончательно перемешалось.
Голос сильно осип, и каждое слово давалось с трудом.
– Это я, твой любимый ведомый. Хельмут. Я слева выше. Извини, что ближе не подхожу. Боюсь, что из-за твоего мастерского пилотирования мы оба окажемся скоро на приеме у архангела Гавриила,– из динамика опять раздалось довольное ржание.
2
Штаффель – эскадрилья.
Аккуратно обернувшись назад, Он увидел буквально в десяти– пятнадцати метрах от себя истребитель Хельмута. Тот шел чуть позади, ровно держа курс, в отличие от самолета с бортовым номером «03», продолжавшим рыскать в разные стороны. В таком ракурсе эта боевая машина смотрелась угрожающе красиво, что особенно подчеркивала эмблема белого щита с готической буквой “S” на желтом кожухе двигателя.
Самолет Хельмута начал медленно ровняться, и через некоторое время Он даже смог разглядеть лицо, но из-за сильного ветра и головокружения трудно было сфокусировать взгляд, чтобы лучше его рассмотреть.
– Ни
– Как ты там? Держись. Вон и Шеф уже близко. Черт, меня сейчас четвертуют.
Обернувшись по направлению взгляда, Он увидел ту самую пару, которая накануне сбила бомбардировщик. Набирая высоту, они приближались с запада. – «Интересно, а на каком языке это мы разговариваем. Неужто на немецком? Не может быть. Но думаю-то я по-русски, хотя. Надписи, да здесь были надписи, которые я читал. Черт, все на немецком. Авиагоризонт, альтиметр, шасси, закрылки… Латиница. Что со мной происходит? Что это за бредовый сон? Наркотиками я не балуюсь, а то, что мы с Валеркой три дня назад, так ведь это ерунда. Всего-навсего травы курнули. Думай, думай. Вчера вечером меня Тимофеевич на кухне угощал. Да нет, о чем это я? От его бормотухи ничего, кроме зверской головной боли, у меня никогда не было…
– Карл, ты что, опять бредишь?
– Что значит опять?
Звук в наушниках периодически пропадал.
– Пять километров, я не смогу, я не прыгну.
– Я, что, это все вслух говорил?
– Думаю, что да, потому что если это были мысли, то их слышала вся округа на нашей частоте. Шеф уже близко, соберись. И мой тебе совет, пристегни ремень да закрой фонарь, пока тебя окончательно не выдуло из кабины.
– Какой фонарь?
– Стеклышко, стеклышко. Там над головой есть красная пимпочка, потяни ее на себя.
– А-а-а!
– Ага.
С фонарем проблем не возникло, а вот ремень доставил уйму неприятностей. Лямки разлетелись в разные стороны, из-за чего пришлось искать их по всей кабине на ощупь. Но после недолгой заминки и с этой напастью удалось справиться.
– “Третий”. “Третий” – это “Первый”. Что с вами? Доложите обстановку.
– “Третий”, почему вы не отвечаете? Прием?
– Карл, это он к тебе обращается. Скажи что-нибудь.
– Со мной все в порядке, – с перепугу выпалил Он.
– Вы уверены, куда Вас ранило?
– Я не знаю. Руки и ноги целы. Только голова гудит, и тошнит сильно.
– До дома самолет доведете?
– Я не знаю. Наверное, не… – сильная оскомина подкатила к горлу, не дав договорить.
Оба истребителя поравнялись, и теперь все четверо шли одной шеренгой.
– Что с рацией? Она повреждена? Мой приемник начал принимать вашу болтовню только в километре от этой точки.
– Шеф, а может быть, это у вас что-то не в порядке?
– А, это вы, Хольцер, у меня к вам тоже есть пара вопросов. Но мы их обсудим на земле. Перестраиваемся клином. Маер замыкающий. Направление 2-4-0. Высота 1500.
Самолеты довольно быстро перестроились, приняв положение впереди, чуть выше. Все, кроме машины с бортовым номером “03”, пилот которой боялся не то что пошевелиться, а даже изменить интенсивность дыхания. Но вот и Он, медленно потянув штурвал на себя, потихоньку стал с ними сближаться.
– “Третий”, не отставай, – двигатель ведущего зафыркал, и, изменив тональность, стал явно снижать обороты.
– “Второй”, примите группу. Ведите всех на базу. У меня давление масла на нуле, так что мне с вами не дойти. Я постараюсь сесть вон на том поле, возле мельницы. Сообщите на базу мои координаты. Прием.