Коридоры памяти

Кропотин Владимир Алексеевич

«Как же так?! — думал Дима почему-то только об офицере, представляя и расстегнутую гимнастерку, и блестевшую на ней и на желтоволосой голове лейтенанта кровь. — И он знал, что его убьют. Убили, будто тебя и не было. Убили, и нет меня. А потом мать Женьки и женщины, что были в подвале, перетащили меня и зарыли. Не буду же я тут лежать!»

На следующий день Дима неожиданно оказался у дома на соседней улице.

«Даже лежать здесь неудобно и жестко, — думал он. — И немцы с холма видели лейтенанта и солдата».

Так бывало с Димой. Он мог вдруг что-нибудь

вспомнить даже через несколько дней.

«А потом немцы с холма пробегали мимо них и даже не смотрели в их сторону, — думал он. — Они уже других преследовали».

То, что вдруг открылось Диме, ошеломило его.

«Не спрятаться! — подумал он. — Им некуда было спрятаться».

Было тихо и жарко. Отраженным светом отдавала побеленная свежей известкой длинная стена. Редкие жесткие кустики запылились.

И тут он увидел немцев. Они шли по дороге, а он стоял у обочины и смотрел на них. Воздух шевелился, тоненькие струйки его едва напоминали о прохладе. Ни на кого не обращая внимания, немцы заходили в дома, ели хлеб, сало, вареные початки молодой кукурузы, яйца и лук, а он и все жители поселка стояли у своих домов и смотрели, как немцы везде ходили. Один, потом другой прошли совсем рядом, третий чуть не задел его.

«Да видят ли они нас?» — подумал он.

Они никого не замечали, и ему показалось — притронься он к ним, они не почувствовали бы этого. Но попробуй притронься, задень!

«Мы и они вместе, не может такого быть, — думал он. — Не может такого быть, чтобы все вокруг перестало быть нашим».

Но немцы уже снова заняли поселок. Один из них, у которого вместо лица угадывалось в тени каски что-то общее для всех немцев, шел прямо на него.

— Ты чего там стоишь, Димочка? — спросила мама, возвращавшаяся из магазина. — Ты, наверное, проголодался? Иди домой, поешь.

— Сейчас, — сказал он.

Произошло невероятное: немец прошел сквозь него и не почувствовал этого. Проходил сквозь него, как сквозь воздух, и раз, и другой, и третий. Все принадлежало немцам, а наши стояли у распахнутых настежь домов и смотрели на вытеснившую их чужую жизнь.

«Не спрятаться! — стояло в Диме. — Нет такого места».

Снова могли прийти какие-нибудь немцы или теперь какие-нибудь американцы, англичане, французы и те же немцы с ними.

«Не спрятаться! Даже дома. Даже везде».

Теперь э т о относилось уже не только к немцам, не только к американцам, не только к нашествию каких-либо врагов. Э т о разрасталось, невероятным смыслом пронизывало все и ощущалось как невидимая тень. Н е л ь з я б ы л о с п р я т а т ь с я н и о т ч е г о.

Он пошел домой, на лестничной площадке с высоким светлым окном открыл дверь, прошел на кухню по коридору мимо еще более светлой комнаты с открытыми балконными дверями. Он чувствовал себя странно: был внутри дома, но в то же время будто видел себя с улицы, видел свой дом как бы в разрезе. То, от чего нельзя было спрятаться, п р о х о д и л о с к в о з ь с т е н ы.

— Будем обедать, — сказала мама. — Иди вымой руки.

Он сходил. Ощущение, что его было видно с улицы, не проходило. Сейчас и дома поселка увиделись ему как бы без стен. Люди входили в них, сидели за столами, лежали на кроватях, открывали

шкафы и комоды. Они делали то же самое, что делали дома родители, сестры, брат и он. Точно не было каких-то отдельных людей, а были все — люди, и никто не должен был жить сам по себе.

— Иди садись, — сказала мама.

Он сел. Легкая тень накрыла окно, но тут же каждый зазор и угол кухни ярко осветились, и свет все прибывал.

— Спасибо, — сказал он и поднялся.

— Пойдешь гулять? — спросила мама.

Он кивнул.

Двор и стена дома как прожектором были освещены солнцем, выглядывавшим из-за края высокой тучи. Будто новое платье надела груша и переливалась в блеске. Видно было сначала только это новое зеленое платье.

Ночью во сне Дима снова увидел немцев. Как и днем, один все время шел на него. Он смотрел перед собой, но Диму не видел. Как и дневной, немец этот тоже вдруг прошел через него, прошел несколько раз. И тогда Дима решился. Он сам прикоснулся к автомату, к локтю, плечу немца, но рука и весь он пошли еще дальше и сами прошли сквозь немца. Так они и ходили один сквозь другого. Немец смотрел перед собой и не догадывался, что сквозь него тоже проходили…

А Вера уже давно не приходила к ним. В первый день это удивило. На следующий день показалось странным. С каждым днем становилось все более невероятным. Потом они совершенно случайно узнали, что проводила она время с парнем из восьмого класса, бивала с ним на чердаке сарая в соседнем дворе вечерами одна. Как могла она так поступить? Значит, ей было все равно, как они относились к ней? Значит, они не нравились ей? Женька тоже был оскорблен. Они заглядывали на чердак того сарая. Там было низко, но широко и опрятно, не то что в их самодельном тесном домике. Конечно, Вере там было лучше. Видели они и восьмиклассника. Не только отбить у него Веру, но даже отомстить ему они не смогли бы. За высокий рост и тяжесть длинных рук мальчишки прозывали его двадцатипятилошадиной силой. Все стало ясно Диме. Вера сама бросила их. Что для нее какие-то мальчики!

Однажды Дима все же увидел Веру. Во время большой перемены в начавшемся учебном году кто-то крикнул на весь школьный двор и спрятался за спины. Кто-то что-то шепнул нехорошее. Всеобщее любопытство подхватило Диму. Показывали на Веру. На ней было легкое, как рубашка, платье. Под коротким подолом видны были полные колени. Она показалась Диме странно большой и рыжей. Под взглядами мальчиков и девочек она покраснела, нахохлилась, а глаза насторожились и стали твердыми. Только что своя среди девочек, сейчас она была как бы выталкиваема ими.

Кто-то незримый вдруг снова появился в Диме и смотрел на школьный двор, на весь мир со стороны. Только на миг прежняя обида поднялась в нем, но тут же исчезла. Ничего не могло быть у него с этой сжавшейся для отпора большой взрослой девочкой. Вместе со всеми школьниками он побежал в класс навстречу прокатившемуся по этажам звонку. Кто-то незримый по-прежнему смотрел на мир, на школу со стороны и видел, как они столпились у дверей…

Глава пятнадцатая