Коринна, или Италия

де Сталь Жермена

— Я верю вам, — ответила Коринна, — но ведь бывают минуты, когда нами овладевает какое-то непонятное, мучительное чувство и сердце бьется сильнее, чем обычно?

Они проехали через грот Позилиппо при свете факелов: так всегда проезжают через него, даже в полдень; этот грот, прорытый в горе, тянется на протяжении четверти мили, и проникающий в него дневной свет чуть брезжит на середине дороги. Под сводами грота гулко отдаются крики кучеров и топот лошадиных копыт; от этого оглушительного шума голова идет кругом. Лошади мчали коляску Коринны с невероятной быстротой, но ей все казалось мало.

— Дорогой Освальд, — говорила она, — как мы медленно едем! подгоните их!

— Откуда у вас такое нетерпение, Коринна? — спросил Освальд. — Прежде, когда мы бывали вместе, вы не торопили время, вы наслаждались этими часами.

— Да, но теперь, — возразила Коринна, — все должно решиться, близок конец, и я готова поторопить все на свете, даже свою смерть.

Выезжая из грота, испытываешь радость, снова видя солнце и природу; и какая картина открывается вашему взгляду! Итальянским пейзажам часто недостает деревьев; но в этом краю их множество. Впрочем, здесь земля так щедро усеяна цветами, что вполне можно обойтись без лесов, составляющих величайшую красоту природы в других странах. Жара в Неаполе столь сильна, что днем там невозможно гулять даже в тени; но по вечерам этот замкнутый уголок, окруженный небом и морем, лежит перед вами как на ладони и со всех сторон он овеян прохладой. Прозрачность воздуха, разнообразие местности, причудливые очертания гор — все это характерно для Неаполитанского королевства, и живописцы обычно предпочитают неаполитанские пейзажи любым другим. Природа в этой стране так могуча и своеобразна, что больше нигде не сыщешь подобного очарования.

— Я везу вас, — сказала Коринна своим спутникам, — по берегу Авернского озера, где когда-то протекал Флегетон {192} ; а вот перед вами храм Кумской сивиллы {193} . Мы проезжаем мимо селения, известного под именем Байской отрады {194} , но я предложила бы вам не останавливаться здесь. Мы займемся памятниками поэзии и старины, которых здесь так много, когда доедем до того места, откуда можно увидеть их все сразу.

192

Флегетон —

огненная река, протекающая в преисподней (ант. миф.).

193

Храм Кумской сивиллы — жрицы, прорицавшей в храме бога Аполлона в Кумах. По преданию, она жила неподалеку от этого храма в пещере.

194

Байская отрада. — Байи, приморское селение близ Неаполя, в древности — курорт, славившийся целебными серными источниками. Во времена Римской империи Байи, неоднократно воспевавшиеся поэтами, были излюбленным местом отдыха и развлечений для римских императоров и римской знати.

На Мизенском мысу по распоряжению Коринны все уже было готово, чтобы усладить гостей музыкой и пляской. Трудно вообразить себе что-нибудь красочнее этого праздника. Байские матросы были в яркой разнообразной одежде; несколько уроженцев Востока, сошедших с левантийского корабля, стоявшего в порту, танцевали с крестьянками с соседних островов Искии и Прочиды, чьи платья еще сохраняли сходство с одеждой гречанок {195} . Вдали слышалось пение на диво стройных голосов, а звуки музыкальных инструментов, отдаваясь эхом в скалистых горах, замирали над волнами. Воздух был упоителен, и радость овладела всеми присутствующими — даже Коринной. Ее попросили принять участие в плясках крестьянок; она охотно согласилась, но едва начала танцевать, как на нее нахлынули мрачные мысли, и эти забавы стали ей невыносимы; покинув танцующих, она подошла к самому краю мыса и уселась на берегу моря. Освальд поспешил вслед за нею. Но не успел он к ней приблизиться, как его окружило все общество, умоляя упросить Коринну выступить с импровизацией в этом прелестном месте. Взволнованная Коринна, покоряясь их желанию, поднялась на холм, куда принесли ее лиру, но долго не могла собраться с мыслями.

195

…танцевали с крестьянками с соседних островов Искии и Прочиды, чьи платья еще сохраняли сходство с одеждой гречанок. — Иския и Прочида — два вулканических островка в Неаполитанском заливе — в древности были колонизованы греками.

Глава четвертая

Коринне все же хотелось, чтобы Освальд снова услышал ее, как в тот день на Капитолии, и еще раз убедился в силе таланта, дарованного ей Небом; и если этому таланту суждено было навеки погибнуть, она тем более хотела, чтобы последние его лучи, перед тем как погаснуть, порадовали взор любимого. Это желание пробудило в ее смятенной душе столь нужное ей вдохновение. Все ее друзья с нетерпением ожидали импровизации; даже простой народ, наслышанный об ее славе, этот южный народ, который, благодаря силе своего воображения, прекрасно умеет ценить поэзию, молча стоял у ограды, за которой расположилось общество Коринны, и на живых лицах неаполитанцев выражалось самое глубокое внимание. Над горизонтом поднималась луна, и в последних лучах заходящего солнца ее сияние казалось совсем бледным. С вершины невысокого холма, вдающегося в море и образующего Мизенский мыс, были прекрасно видны Везувий, Неаполитанский залив с рассеянными по нему островами и равнина, простирающаяся от Неаполя до Гаэты, — словом, тот уголок мира, где вулканы, история и поэзия оставили больше всего следов. Друзья Коринны хором просили ее избрать темой для импровизации следующие слова: «Воспоминания, вызванные этой местностью». Она настроила свою лиру и начала прерывающимся голосом. Прекрасные глаза ее блистали, но тот, кто знал ее, подобно Освальду, мог заметить ее душевную тревогу. Но вот усилием воли она превозмогла свою скорбь и отдалась высокому вдохновению.

Импровизация Коринны в окрестностях Неаполя

Природа, поэзия и история соперничают здесь в величии; одним взглядом здесь можно обозреть все времена и все, что происходило в них необычайного.

Вон я вижу заполнившее кратер потухшего вулкана Авернское озеро, волны которого наводили некогда ужас {196} ; в недрах его клокотали пылавшие подземным огнем Ахерон и Флегетон — реки той преисподней, куда спускался Эней {197} .

Огонь — губительная и созидающая сила, которая творит и разрушает миры, — в древности страшил людей, не ведавших его законов. Природа некогда поверяла свои тайны только поэзии.

На том холме находились город Кумы, пещера сивиллы, храм Аполлона. А вот перед вами лес, где была сорвана золотая ветвь {198} . Вас окружает земля, воспетая в «Энеиде». Мы верим поэтическому вымыслу и ищем следов событий, созданных воображением поэта.

Тритон низринул в эти волны смелого троянца, дерзнувшего своим пением бросить вызов морским божествам {199} ; эти гулкие полые скалы остались такими же, какими их описал Вергилий, ибо могучее воображение художника всегда верно природе. Гений человека творит, когда он наблюдает природу, но впадает в жалкое подражание, когда вознамерится создать нечто несуществующее.

Среди этих чудовищных горных громад, свидетелей сотворения мира, виднеется Новая гора, образованная вулканом {200} . Земля здесь неистовствует, как море, но не входит спокойно, подобно ему, в свои берега. Тяжелая лава, извергнутая судорогами бездны, прорывает долины, вздымает горы, и ее окаменелые волны говорят о бурях, сотрясающих недра земли.

Ударьте ногой об эту землю, и загудят подземные своды! Нам представляется, что населенная людьми поверхность земли ежеминутно готова разверзнуться. Почва в окрестностях Неаполя являет собой образ человеческих страстей: пропитанная серой, но плодородная, она, со всеми скрытыми в ней опасными и благими свойствами, как бы порождена огнедышащим вулканом, придающим прелесть окружающему пейзажу и колеблющим землю у нас под ногами.

Плиний изучал природу, чтобы еще больше восхищаться Италией: почтив все остальные достоинства своей родины, он стал восхвалять ее как самую красивую страну в мире. Стремясь к знаниям, как воин стремится к победам, он отправился с этого мыса к Везувию, чтобы наблюдать гору, объятую пламенем, и это пламя пожрало его {201} .

О воспоминание, благородный властитель! ты господствуешь в этих местах! Что за странная участь: человек из поколения в поколение жалеет о том, чего он лишился. Можно подумать, будто ушедшие века были хранителями счастья, которого больше уже нет; меж тем как наш ум гордится своими успехами и устремляется в будущее, душа наша скорбит о древнем отечестве, с которым ее сближает прошлое.

Разве древние римляне, чья блистательная слава вызывает в нас зависть, сами не завидовали мужественной простоте своих предков? Некогда они презирали эту роскошную землю, и ее пышные прелести пленяли лишь их врагов. Взгляните на Капую, которая виднеется вдалеке! Она победила воина, который с непоколебимым упорством сопротивлялся Риму {202} дольше всех воевавших с ним народов.

Затем римляне, в свою очередь, заселили эти места. В эпоху, когда им надлежало оплакивать свой позор и свое горе, они без стыда предались изнеженной жизни. В Байях они отвоевали себе морской берег и застроили его дворцами. Они врезались в горы, извлекая из них мрамор; владыки мира, ставшие рабами, они порабощали природу, стараясь позабыть о своем рабстве.

Цицерон погиб близ Гаэтанского мыса {203} , который открывается вашему взору. Триумвиры {204} , презрев потомков, лишили их мудрых мыслей, которые мог бы еще высказать этот великий человек. Последствия преступления триумвиров сказываются и в наши дни: совершенное ими злодеяние нанесло ущерб и нам.

Цицерон был сражен кинжалом тиранов. Сципион, еще более злосчастный, был изгнан из родной страны, тогда еще свободной. Он кончил свои дни недалеко от этого берега {205} , и развалины его гробницы получили название «Столпа отечества»: потомки трогательно почтили память великого мужа, который жил мыслями о родине.

Марий укрывался в Минтурнских болотах {206} , близ жилища Сципиона. Во все времена народы преследовали своих великих людей; но утешением может служить то, что после смерти им воздавали почести, и небо, которое римляне тоже мечтали завоевать, приняло в число своих звезд Ромула, Нуму, Цезаря — новые светила, что сияют не только небесным светом, но и лучами славы.

Не только бедствия — преступления тоже оставили здесь свои следы. Вы видите на дальнем конце залива остров Капрею, где доживал свой век впавший в старческую немощь Тиберий, где этот человек, жестокий и вместе с тем сладострастный, необузданный, но уже уставший от жизни, наскучив преступлениями, окунулся в омут низменных наслаждений, как будто он недостаточно обесчестил себя за годы тирании.

На этом берегу против острова Капреи возвышается гробница Агриппины {207} ; гробницу эту воздвигли уже после смерти Нерона; убийца матери преследовал даже ее останки. Он долгое время жил в Байях, где все напоминало о его злодеянии. Какие изверги обитали здесь по воле случая! Тиберий и Нерон точно взирают здесь друг на друга.

Эти острова, поднятые извержением вулкана со дна моря, чуть ли не со дня своего возникновения стали служить ареной преступлений старого мира; злосчастные изгнанники, осужденные на вечную ссылку, стоя на пустынных, омываемых волнами утесах, вглядывались в далекие очертания родных берегов, и мнилось им: ветер доносил до них благоухания италийских полей; а иногда после долгих лет изгнания, получив смертный приговор, они убеждались, что по крайней мере враги еще не забыли о них.

О залитая слезами и кровью земля, ты никогда не переставала рождать плоды и цветы! Неужели не питаешь ты жалости к человеку? неужели не содрогается твое материнское лоно, принимая человеческий прах?

196

…Авернское озеро, волны которого некогда наводили ужас… — Серные испарения, которые выделяет Авернское озеро, расположенное в кратере потухшего вулкана, дали повод к древнему поверью, будто близ этого озера находится вход в Тартар (ад).

197

…Ахерон и Флегетон, реки той преисподней… — Ахерон, река скорби, через которую переправлялись в подземное царство (ант. миф.); Флегетон (см. примеч. 2 к кн. XIII, гл. III).

…куда спускался Эней. — см. примеч. 8 к кн. VIII, гл. IV.

198

…лес, где была сорвана золотая ветвь. —

По приказанию Кумской сивиллы Эней сорвал золотую ветвь с волшебного дерева, чтобы преподнести ее в дар Прозерпине, царице подземного царства (Вергилий. Энеида, VI).

199

Тритон низринул в эти волны смелого троянца, дерзнувшего своим пением бросить вызов морским божествам… — Речь идет о спутнике Энея, знаменитом трубаче Мизене (по его имени назван мыс, на котором находится Коринна со своими друзьями), который осмелился вызвать морское божество Тритона на состязание в игре на роге, за что тот утопил его (Вергилий. Энеида, VI).

200

…виднеется Новая гора, образованная вулканом. — Новая гора (Монте-Нуово) поднялась из почвы Неаполитанского залива, благодаря подземным толчкам, в течение нескольких дней в 1538 г.

201

…он отправился с этого мыса к Везувию, чтобы наблюдать гору, объятую пламенем, и это пламя пожрало его. — Будучи начальником Мизенского флота, Плиний Старший подъехал на судне слишком близко к Везувию и стал жертвой своей любознательности.

202

Она победила воина, который с непоколебимым упорством сопротивлялся Риму… — После разгрома римлян при Каннах (216 г. до н. э.) карфагенский полководец Ганнибал со своим войском провел зиму в Капуе. По преданию, изнеженная жизнь в этом городе лишила карфагенян их боевого духа.

203

Цицерон погиб близ Гаэтанского мыса… — Цицерон был убит в своем поместье под Астурой, недалеко от Гаэтанского мыса в Тирренском море; убийцы были подосланы его врагом Марком Антонием.

204

Триумвиры. — Здесь имеются в виду члены второго триумвирата, образовавшегося после убийства Юлия Цезаря, куда вошли Октавиан (будущий император Октавиан Август), Марк Антоний и Лепид.

205

Он кончил свои дни недалеко от этого берега… — Сципион Старший Африканский, вознегодовав на своих сограждан (см. примеч. 3 к кн. IV, гл. IV), удалился из Рима в свое поместье Литернум, находившееся близ Кум, где и умер в уединении.

206

Марий укрывался в Минтурнских болотах… — Марий, вступивший в борьбу с Суллой (см. примеч. 5 к кн. IV, гл. V), скрывался от него в болотах близ города Минтурны, недалеко от Террачины.

207

…гробница Агриппины… — Мать Нерона Агриппина Младшая (16–59 н. э.) после неудачной попытки сына утопить ее в море близ берегов Байи была убита подосланными им солдатами.

Тут Коринна остановилась на несколько минут, чтобы передохнуть. Все собравшиеся на праздник стали бросать к ее ногам ветки мирта и лавра. В мягком лунном сиянии лицо ее казалось еще прекраснее; ее кудри причудливо развевались на свежем морском ветру. Казалось, сама природа любовно украшала Коринну.

Внезапно ее охватило неодолимое волнение; она окинула взглядом восхитительный пейзаж, посмотрела на чудесное вечернее небо, на Освальда, который стоял здесь, но вскоре мог навсегда покинуть ее, и слезы брызнули у нее из глаз. Народ, только что бурно рукоплескавший Коринне, уважая ее смущение, молча ждал слов, которые позволили бы им разделить ее чувства. Некоторое время она перебирала струны лиры, потом запела, но уже не октавами, а на едином дыхании, не разбивая стихов на строфы.

Несколько трогательных воспоминаний, несколько женских имен тоже должны исторгнуть у вас слезы. В Мизене, на том месте, где мы с вами находимся, Корнелия, вдова Помпея, до самой кончины предавалась своей благородной скорби {208} ; на этих же берегах долго оплакивала своего Германика Агриппина, пока убийца, отнявший у нее супруга, не счел ее достойной разделить его участь {209} . Остров Низида был свидетелем последнего прощания Брута и Порции {210} .

Итак, эти женщины, подруги героев, пережили гибель своих возлюбленных. Долгое время они шли рука об руку со своими мужьями, но вот настал день разлуки. Порция кончает с собой, Корнелия с воплями прижимает к своей груди священную немую урну {211} , Агриппина долгие годы тщетно стремится навлечь на себя гнев убийцы своего мужа. Эти несчастные создания, блуждая как тени по пустынному берегу вечной реки, жаждут очутиться на другом берегу; в своем длительном уединении они вопрошают безмолвную природу и умоляют и это звездное небо, и это глубокое море донести до них хоть звук любимого голоса — голоса, который им уже не суждено услыхать.

О любовь, верховная владычица сердца, таинственное вдохновение, посещающее и поэтов, и героев, и священнослужителей! что происходит, когда судьба отнимает у нас того, кто владел тайной нашей души, кто вдохнул жизнь в наше сердце, небесную жизнь? что происходит, когда разлука или смерть обрекает женщину на одиночество на земле? Она томится и угасает. Сколько раз окружающие нас скалы служили хладной опорой одиноким вдовам, которые некогда опирались на плечо друга, на руку героя!

Перед вами Сорренто: там жила сестра Тассо {212} , и когда, переодетый паломником, спасаясь от преследований государей, он пришел искать приюта у своей безвестной подруги, долгие страдания едва не омрачили его рассудок; у него оставался лишь его гений; у него сохранилось лишь знание божественного мира; все земные образы спутались у него в мозгу. Так талант, с ужасом взирая на окружающую его пустыню, скитаясь по свету, не обретает никого себе подобного. В природе он больше не слышит отзыва, и посредственные люди почитают безумием тоску души, которой недостает на земле воздуха, вдохновения и надежды.

Разве рок, — продолжала Коринна со все возрастающим волнением, — разве рок не преследует восторженные души поэтов, которым суждено глубоко любить и страдать? Они изгнаны из иного мира; и люди из милосердия не должны предписывать общие законы этой горстке избранных или гонимых. Почему судьба внушала такой ужас древним? Какое влияние может оказать судьба на заурядные и холодные души? Они плывут по течению, они покорно совершают свой жизненный путь. Но жрица, изрекавшая прорицания, чувствовала, что ею владеет какая-то неумолимая сила. Я не ведаю, какая непреоборимая сила ввергает гения в пучину бедствий, однако он внемлет музыке сфер, недоступной слуху простых смертных; он проникает в тайны, неведомые людям, и душа его таит в себе Бога, которого она не может вместить.

Великий Создатель этой прекрасной природы! защити нас! Наши порывы бессильны, надежды наши обманчивы. Бурные страсти поработили нас, они не дают нам покоя, лишают нас свободы. Быть может, то, что мы совершим завтра, навсегда решит нашу участь, быть может, вчера мы произнесли слово, которое будет иметь роковые последствия. Когда мы возносимся умом к горним помыслам, у нас кружится голова, словно мы стоим на кровле высокого здания и все предметы сливаются перед нашим взором; но даже и тогда скорбь, нестерпимая скорбь не исчезает; она, словно молния, рассекает облака! О Боже мой! что возвещает нам эта скорбь?

208

…Корнелия, вдова Помпея, до самой кончины предавалась своей благородной скорби… — Речь идет о Корнелии, преданной супруге Помпея (см. примеч. 12 к кн. IV, гл. V), который был предательски убит в Египте по наущению Юлия Цезаря.

209

…оплакивала своего Германика Агриппина, пока убийца, отнявший у нее супруга, не счел ее достойной разделить его участь. — Речь идет об Агриппине Старшей (ум. в 33 г. н. э.), матери Агриппины Младшей. Ее муж Германик (15 г. до н. э. — 19 г. н. э.), римский полководец, совершивший несколько победоносных походов против германцев (14–16 гг. н. э.), был отозван Тиберием из Германии и отправлен на Восток, где он и умер. Существовало подозрение, что Германика отравили по приказанию Тиберия, завидовавшего его популярности среди римлян. Агриппина, сопровождавшая мужа в походах и обнаружившая большую отвагу, через несколько лет после гибели мужа была сослана Тиберием на остров Пандатария близ Неаполя, где умерла от голода.

210

Остров Низида был свидетелем последнего прощания Брута и Порции. — Последнее прощание Брута (см. примеч. 3 к кн. VIII, гл. IV) со своей мужественной супругой Порцией произошло, когда он отправлялся в битву при Филиппах (42 г. до н. э.) защищать республику от Октавиана Августа.

211

Порция кончает с собой, Корнелия с воплями прижимает к своей груди священную немую урну… — Узнав о гибели Брута, бросившегося на меч после поражения в битве при Филиппах, Порция покончила с собой, проглотив пылающие угли. Корнелия получила по приказу Юлия Цезаря урну с пеплом Помпея и похоронила ее в своем имении в Альбанских горах (там, где находится нынешний город Альбано).

212

…там жила сестра Тассо… — Поссорившись с герцогом Феррарским, на службе у которого он состоял, Тассо в 1577 г. покинул герцогский двор и в одежде паломника пробрался в свой родной город Сорренто, где жила его сестра Корнелия.

При этих словах смертельная бледность покрыла лицо Коринны; глаза ее закрылись, и она упала бы на землю, если бы в это мгновение лорд Нельвиль не очутился подле нее.

Глава пятая

Коринна пришла в себя и, увидев Освальда, глядевшего на нее с трогательным выражением участия и тревоги, немного приободрилась. Неаполитанцев удивила мрачная окраска поэзии Коринны; они наслаждались гармонией ее стихов, однако им хотелось, чтобы ее поэзия была проникнута более радостным настроением, ибо в искусствах, в том числе в поэзии, они искали средства отвлечься от житейских невзгод, а не напоминания о страшных тайнах бытия. Но англичане слушали Коринну как зачарованные.

Их восхищало, что столь меланхолические чувства были выражены со свойственной итальянцам пылкостью. Прекрасная Коринна, чьи подвижные черты и полный жизни взор, казалось, должны были возвещать о счастье, эта дочь солнца, пораженная тайною скорбью, напоминала цветок — еще свежий и яркий, но отравленный ядовитым уколом: темное пятнышко на его лепестке говорит о близком конце.

Все общество уселось в лодку и направилось в Неаполь; тишина и зной, царившие вокруг, делали еще более восхитительной морскую прогулку. В одном из своих чудесных стихотворений Гёте говорит {213} о том, как влечет к себе вода в жаркий день. Русалка соблазняет рыбака прелестью речных волн; она манит его погрузиться в их прохладу, и, мало-помалу завороженный ею, он бросается в реку. Эта магическая сила воды чем-то напоминает взгляд змеи, который притягивает к себе и в то же время ужасает. Волна, которая пенится вдалеке, вздымается все выше и наконец с шумом обрушивается на берег, имеет нечто общее с тайным сердечным желанием — сперва робким, а потом непреоборимым.

213

В одном из своих чудесных стихотворений Гёте говорит… — имеется в виду стихотворение «Рыбак» (1776).