Корм вампира
Шрифт:
На глазах изумленного морпеха разыгралось представление "техногенная катастрофа пьяных техников, угнавших машину покататься"!
И общественность видит, что за "небом следят", и, если кто-то еще наблюдал "посадку", то теперь все перемешают так, что разумный и сам не поверит в то, что же он видел…
… Потрясенный ковер-самолет изучал ситуацию, анализируя, складывая 2+2 и получая, в ответе, 7!
Замкнутый мир, закупоренный и закукленный сам на себя. Существование такового — нонсенс, но, как говорил Бен, и нонсенсу есть место на белом свете, если его создал человек.
Высокие
Первые не замечают вторых, вторые — подкармливают третьих, третьи служат первым и ненавидят вторых. Просто клубок змей в стеклянной банке, где каждая стремится исподтишка укусить товарку, освобождая себе место под нарисованным солнцем и небом. Половина нормального, Земного, притяжения. Половина освещения. Все пополам, кроме здравого смысла и рассуждений жителей этого половинного мира.
В отличии от морпеха, "Кокон…" точно слышал о чем вели речь ремонтники, перед тем как их испепелили небеса.
Нет, они не ругались и не молились, хотя и уже знали, что долго не проживут. Они не проклинали отправившего их на смерть бригадира. Они обсуждали результат вчерашнего матча, радуясь, искренне радуясь за победившую команду. Тех самых, вечно предающих их, сгорбленных.
Ни малейшего перехода на личности. Лишь констатация факта и радость.
Лишь перед самой гибелью, мелькнула у одного из разумных простая мысль, страшная в своей сути.
"Вот и свобода".
Ни многоточия, ни восклицательного знака. Именно так — простая точка, как самое простое знание, аксиома аксиом, не требующая никаких доказательств.
Просто — свобода и даже не с большой буквы.
Прах еще летел вниз, а артефакт метался из стороны в сторону.
Таяли свечи, догорая легким пламенем, не колеблющимся и ровным.
Еще два, три часа, и все…
Артефакт коснулся разума своего владельца и замер, чувствуя его спокойствие и веру в собственные силы. Уже был вчерне готов план, оружие приведено в полную готовность, а стальные нервы морского пехотинца взяли верх над дрожащей струной страха, прижали ее крепкой ладонью к деке, обрывая тревожный звук.
С легкой совестью и чистой душой, вздохнув с облегчением, "Кокон…" принялся исполнять команды, попутно чуть подправляя траекторию полета в сторону приглянувшегося ему, куполообразного холма, ровненького, словно донышко восточного казана и такого же, черного, словно закопчённого.
Мелькнула у Бена мысль, о сканировании частот и неуемный артефакт тут же, с радостью воспринял это, как команду к действию.
Девственно чистый канал КВ, легкое пение помех на УКВ и все…
Как бы не жили существа на этой странной планете, радиочастотами, принятыми у людей, они не пользовались. Забравшись чуть выше, артефакт затрепетал от восторга: кто-то пел. Пел с такой силой и надрывом, старательно выводя каждую ноту и вкладывая в непонятные стихи частичку себя, что уходить с волны было выше сил ковра-самолета.
Замерло время. Мир, там, внизу, стал черно-белой копией, потеряв не только цвета, но даже и оттенки серого.
Голос звал за собой. Вел. Манил и отталкивал.
Тяжелый вздох. Игривый выдох.
Улыбка и крик боли.
Слезы.
Песня внезапно оборвалась на полуслове, но ковер-самолет уже знал, что надо петь дальше и подхватил мотив, вступая на место исчезнувшего певца.
Сгорали свечи.
Ворочался с боку на бок, холм, словно пытался найти певца и прикоснуться к нему.
Спешили к холму, со всех сторон, темные черточки летящих существ, квадраты парящих платформ и юркие шарики, внутри которых скукожились странные, сгорбленные и рыжие, миниатюрные фигуры, сжимающие рычаги управления своими тонкими ручками, покрытыми рыжеватой шерстью.
Холм успел первым: черная окалина почвы облетела с его боков, и он раздался на две половины, приглашая в свое исполинское нутро, из которого, навстречу чистому воздуху взлетели тонны пыли, затягивая недалекое небо серой тучей и опадая на почву серыми крупинками, а то и вовсе — целыми лохматыми кусками, свалявшейся шерсти.
Артефакт спикировал внутрь не ожидая команды владельца и рухнул вниз, на металлический пол, замерев в полуметре от него.
"Холм" закрылся.
Песня допета и таиться больше нет смысла: Бен, конечно, большой ребенок, но и он способен сложить два и два, получая в сумме — разумность своего летательного средства.
Вспыхнул свет под самым куполом, чистый и сильный.
"Кокон перемещения" снял защиту, позволяя владельцу вдохнуть пыльный воздух странного зала, выпрямиться и размять кости, пройтись.
— Ну да, ну да… Кто еще может так эффектно заявится "на огонек", объявив о своем присутствии на весь мир, кроме моего дражайшего напарника! — Голос Олега, чуть глуховатый из-за респиратора, показался артефакту самым пронзительным, самым резким и неожиданным, пугающим и таким родным! — Приветствую Вас, господин лейтенант!
— А я — с подарком! — Сразу перешел к делу, Бен, протягивая Олегу "Дуру". — Вот…
… Была у старого Мэтта Трей-Кан особая пословица, вынесенная из самого его детства, не из того детства, что по паспорту, а из того, что на самом деле, из того детства, когда ходили люди по струнке, под присмотром старины Юпитера, развившего себе на плешь, всевозможные ремесла, подкинувшему своим беспутным деткам лишнего знания, да и ушедшего в запой на радостях, когда наконец-то пришла смена, в лице обычного, черноволосого паренька, пословица, что пережила все неприятности и бури столетий. Звучала эта пословица так: "Кто ищет, тот находит. Чаще всего — проблемы на собственный зад!"
Тогда, очень-очень давно, он нашел проблему на свой зад, неосторожно обретя бессмертие. Искал он тогда совсем не это, но… Сделанного не воротишь.
Проведя в темнице 11 лет и надоев своим охранникам хуже самой адской зубной боли, был убит и выброшен в пустыню, на поживу дикому зверью.
Видели бы охранники, с какой скоростью разбегалось это самое зверье в разные стороны, едва ветер донес до их чутких носов запах этого странного, словно стожильного, заключенного — наверняка бы призадумались.