Кормчие судьбы
Шрифт:
Сундуки со скарбом наложницы поставили вдоль стен, и Ханар, еще раз пересчитав их и проверив содержимое, вышел, не забыв запереть дверь на засов.
Белит презрительно улыбнулась. Евнух больше не вызывал страха. Он никогда не посмеет прикоснуться к любимой наложнице хозяина — единственного человека, к которому относился с искренней любовью и благоговением.
Ханар, давно лишенный мужской силы, навсегда разучился испытывать к женщине что-либо, кроме ненависти. Но эта шемитка вызывала у него особую ярость. Евнух видел на своем веку множество женщин.
Стало быть, шемитка лгала — но лгала изощренно и старательно, а значит, хозяину грозила опасность. И он, Ханар, готов был спасти молодого господина любой ценой. Даже ценой его гнева и немилости.
Рамвас пришел вечером с охапкой сладко пахнущих белых лилий. Увидев на двери закрытый засов, он лишь недоуменно поднял брови.
— Впрочем, Ханар, тебе виднее… Принеси-ка вазу для цветов.
Пыхтя и отдуваясь, евнух поспешил прочь. Рамвас невольно улыбнулся — несмотря на жару, верный страж надел тонкую кольчугу и повесил на бок длинную аргосскую саблю.
Белит хотела было, надув губки, пожаловаться на докучливого скопца, но, увидев цветы, сразу сменила гнев на милость.
— Какая красота!
— Они похожи на тебя.— Рамвас поцеловал Белит в жадно приоткрывшиеся губы.— Сейчас мы поставим их в воду, чтобы не завяли. Пусть они скрасят твое одиночество, пока меня не будет.
— Что же, значит, завтра, возлюбленный, тебе придется вернуть долг с лихвой,— лукаво улыбнулась Белит.
— Не сомневайся! — Руки Рамваса ласкали полуобнаженную грудь красавицы.
— Я принес вазу, господин,— хрипло пробормотал некстати подошедший евнух.
— Поставь на стол и пошел вон! — бросил Рамвас.
Кланяясь, Ханар удалился.
— Мне пора уходить,— шепнул стигиец, с трудом отрываясь от нежных губ возлюбленной.
— Успеем? — выдохнула Белит.
— Да поглотит их всех Нергал! Можно и немного опоздать! — решился Рамвас, распуская завязки шелковых шаровар.
И они успели… Одевшись и умастив благовониями волосы и тело, как подобало жрецу, спешащему ни торжественное богослужение, Рамвас уже было шагнул к когда безотчетное чувство тревоги заставило его остановиться и еще раз взглянуть на Белит.
Такой он запомнил ее на всю жизнь: стройная, широкобедрая и полногрудая, укрытая лишь вьющейся волной густых черных волос, шемитка лежала на смятой постели. Огромные миндалевидные глаза смотрели на него с любовью (о нет, он не мог ошибиться, это была именно любовь!..), а пухлые, чуть влажные губы изогнулись в полуулыбке.
— Я буду ждать тебя, Рамвас. Ждать нашей встречи.
Рамвас закрыл за собой дверь. Лязгнул засовом Ханар.
В гареме настала мертвая тишина.
Поднявшись с ложа и по-кошачьи потянувшись, она подошла к лилиям и нежно погладила их хрупкие лепестки.
—И все же боги обделили его умом…— пробормотала она, обращаясь к цветам,— «Они похожи на тебя» — это же надо было придумать такое!
Белит негромко засмеялась собственным мыслям. Накинув рубаху из тонкого
Через несколько часов, когда девушка проснулась, на небе уже светила полная луна. Порывшись в сундуках, Белит вытащила грубую белую накидку — каждодневную одежду стигийских женщин — и широкие, не степном движения шаровары. Драгоценности, полученные в подарок от Рамваса, она сложила в маленький мешочек и привязала к поясу. Одевшись, Белит подошла к зеркалу полюбоваться на себя.
— Ты похожа на стигийку, которую каждодневно бьет муж. Но осуждать его за это нельзя — как можно терпеть рядом с собой такое чудовище?! — задорно бросила она своему изображению.
Белит была совершенно спокойна — тем решительным спокойствием, которое пострашнее любой ярости. Она вынула из вазы цветы и небрежно швырнула их на пол, а вазу резко ударила о край стола. Проверила, достаточно ли острые получились края, и удовлетворенно улыбнулась, а затем оглушительно, заполошно, как кричат старые шемитки на базаре в Дан-Марке, заголосила:
— Спасите! На помощь, я умираю! Лекаря! Лекаря!
Несколько мгновений длилось напряженное ожидание. Женщина подобралась, точно дикая кошка в чаще…
Загрохотал засов. Ханар вошел со своей обычной степенностью, вознамерившись как следует отчитать разбудившую его среди ночи дерзкую рабыню.
— Чего тебе надо, женщина? — только и успел произнести он.
Острые края вазы полоснули по незащищенному горлу.
— Твоей смерти! — донеслись до него откуда-то издалека слова наложницы. Слабый хрип вырвался из горла верного стража гарема, и алая струйка крови побежала изо рта.
— Жаль, что на твоем месте не оказался Рамвас!..
Наклонившись, Белит вытащила из-за пояса у евнуха саблю и бесшумно заскользила по темному коридору. Ее била дрожь, но решимость вырваться на свободу или же умереть, расплатившись за все унижения, была непоколебима.
Наконец впереди замерцал свет, и Белит чуть не застонала от ярости: она была уверена, что ради единственной наложницы Ханар не будет выставлять стражу, но жирный евнух оказался предусмотрителен — широкие плечи стражника заслоняли путь к свободе.
— Стой!— прозвучал резкий окрик.
— Стой? — переспросила, стараясь не выходить из тени, Белит. Она старалась, чтобы голос ее звучал хрипловато и игриво. — Я бы лучше прилегла тут где-нибудь. Веселой женщине скучно в гареме…
Надо отдать должное стражнику, он не поддался на нехитрую уловку и отступил на шаг — это и спасло ему жизнь. Сабля Белит свистнула возле самого горла и оцарапала плечо.
Изумленный воин замешкался, однако успел подставить под следующий удар пику. Но третий пришелся на бедро и стражник закричал, взывая о помощи. Хотя в этом крыле, судя по всему, никого больше не было, да и большинство слуг Рамваса сопровождали хозяина в храм,— но челяди в доме оставалось достаточно, чтобы задержать рабыню. Не на шутку испуганная, Белит удвоила усилия.