Кормчие судьбы
Шрифт:
— Что случилось, Н’Гона?
Корабль буквально задрожал от дружного хохота пиратов, когда разъяренный штурман поднял с палубы и продемонстрировал Белит огромного дохлого осьминога.
— Эти слабоумные подсунули его мне в койку. Теперь потешаются вовсю!
— Он его обнял и прошептал: «О, Киата»,— сгибаясь от безудержного смеха, выдавил один из пиратов,— А когда открыл глаза и увидел свою Киату…
Новый взрыв смеха не дал ему договорить. Даже Белит не удержалась — достойная супруга Н’Гоны габаритами не уступала буйволу, и звали ее отнюдь не Киатой.
Всеобщее веселье
— Какая оснастка? — сразу спросил посерьезневший Н’Гона.
— Похоже, аргосская. Паруса квадратные. И сидит слишком глубоко — тяжело нагружен.
Вся команда уставилась на Белит с немым вопросом.
— Ну, что застыли? По местам! Или Субе не нужно золото? — крикнула она с яростным задором, трепеща в предвкушении битвы.
Каждый пират знал свое место и роль в предстоящем бою. Самые меткие стрелки с честью носили на шеях золотые цепи — знак мастерства, и именно они составляли ядро отряда Белит. Дождь стрел наносил противнику невосполнимый урон, а абордажная команда только добивала уцелевших. Придуманные Н’Гоной огромные щиты укрывали пиратов от ответных стрел, так что Белит обычно не спешила переходить к ближнему бою, сберегая жизни своих субанцев.
Быстро, не тратя времени на лишние разговоры и помогая друг другу, пираты натянули кольчуги, защелкнули боевые пояса. Первая смена села на весла, и погоня началась. Белит заняла свое любимое место на крыше каюты затянула боевой гимн, мерно отбивая ритм, чтобы помочь гребцам набрать нужный темп. Вот если бы еще боги помогли им!..
— Белит! Если ветер не спадет, они успеют добраться до берега! — Сахеб, ее друг детства и верный спутник, приплясывал от возбуждения. Корабли сближались, но и спасительный для аргосцев берег тоже неумолимо вырастал на глазах.
Белит стиснула меч, почти не надеясь на чудо.
Но чудо свершилось. Или то морской бог, предвкушая скорую поживу, вновь помог своим хищным детям… Когда до берега уже оставалось совсем немного, ветер, надувавший аргосские, паруса, стих, и квадратный парус опал. Велит рассмеялась.
— Убейте их! Стрелки на нос. Начинайте!
Шемитка заняла свое место на мостике. Ее взгляд равнодушно скользил по обреченной команде захватываемого судна, как вдруг… Огромный светлокожий воин стоял, широко расставив ноги и целился в нее из лука. Вверх-вниз качалась палуба корабля, но острие стрелы смотрело прямо в грудь Белит. Странная слабость не позволила поднять собственное оружие или хотя бы щит.
Внезапно воин изменил прицел, и стоявший Белит пират, хрипя, повалился на палубу. Раз за разом чужестранец спускал тетиву, и каждая его стрела уносила чью-то жизнь.
— На абордаж! — коротко приказала Белит.
Повинуясь внезапному порыву, она бросилась в каюту и скинула с себя доспехи. Надела широкую шелковую набедренную повязку, затянула на осиной талии боевой пояс и, сверкая белизной кожи, вылетела на палубу.
Схватка была короткой, яростной и беспощадной. У аргосцев не было ни единого шанса. Вскоре в живых остался только незнакомец, завороживший Белит холодным взглядом своих синих глаз. Он один продолжал сражаться, не ведая
Никто не мог устоять против его ярости. Однако нападавших было слишком много, и, отступая, воин был вынужден перескочить на палубу пиратского корабля. «Если этого безумца не остановить — от моей команды никого не останется», — подумала Белит с невольным страхом. Никогда прежде не доводилось ей встречать столь грозных противников. Все прошлые бои разом померкли перед сегодняшним. Точно сам Митра или иной, еще более древний и воинственный бог спустился с небес, дабы поразить их всех в неукротимом гневе.
«Но ведь он лишь человек! — Сердце шемитки сжалось. — Они убьют его!» Она и сама не знала, радуется этому или страшится. Она ничего не знала… Душа ее больше не принадлежала ей.
— Копья, дети осьминога! Копья! — пронесся над палубой приказ Н’Гоны.
Чернокожие воины отступили и занесли копья решающего удара. Этим кратким мигом передышки воспользовалась Белит. Не думая, что делает, она ворвалась в круг и подняла руку, останавливая пиратов. Карие, пышущие огнем глаза встретились с ледяными синими. Женщина выступила вперед, и меч Конана почти коснулся ее обнаженного бедра.
— Кто ты такой и откуда? — спросила она негромко.
Он посмотрел на нее. И улыбнулся в ответ. И лед в его глазах растаял.
Неведомая сила влекла их друг к другу, и ни он, ни она не могли бороться с возникшим чувством. Н когда Белит услышала твердое «да» в ответ на предложение присоединиться к ней, сердце чуть не выскочило у нее из груди. Она не боялась осуждения команды. Притяжение между нею и мужчиной, назвавшим себя Конаном из Киммерии, было слишком сильным, и субанцы, дети моря и джунглей, привыкшие доверять своим глубинным чувствам, не могли его не ощутить. Если их королева выбрала себе спутника, значит, он достоин ее. В вихре страсти, закружившем Конана и Белит, было нечто внушавшее благоговейный трепет.
Впрочем, один человек на корабле знал о том, что должно было произойти, и, если бы Белит не спасла северянина, Н’Гона сделал бы это сам. Он обещал Самди, что избранник Митры будет признан строптивой шемиткой. Улыбаясь в усы, старик смазал раны Конана целебным бальзамом и направился к раненым пиратам.
Груз «Аргуза» — так называлось захваченное судно — быстро перетащили в каморки под палубой «Тигрицы». Тела пиратов и аргосцев, погибших в схватке, отнесли на полузатопленный корабль, и Белит своей рукой бросила факел на просмоленную палубу.
«Тигрица» уходила на юг. Сидя на корме, киммериец недоверчиво поглядывал на пиратов. Насколько он мог судить, чернокожие относились к своей предводительнице как к живому божеству. Но он видел в ней лишь прекрасную и отважную женщину.
Белит отдавала последние приказания своим воинам, но ее взгляд то и дело возвращался к огромной фигуре, сидящей на корме. Заходящее солнце заливало северян красными лучами, и Белит невольно содрогалась при мысли, что киммерийца могли убить и не солнце окрасило бы его кожу в алый цвет, а его собственная кровь.