Кормундум. Царица Тени
Шрифт:
– Кюри была ученой, физиком! – крикнула я этой необразованной бестолочи.
– Да плевать… – начала было выступать Нинка, но тут вдруг дверь палаты отворилась, и на пороге появилась высокая, широкая в плечах обладательница недюжинной силы и длинной русой косы санитарка Марина.
– Чего орем? – грозно громыхнула Марина, а затем язвительно добавила: – Дамы…
Нинка тут же скукожилась, вжалась в стену, около которой оказалась на тот момент, и залебезила:
– Да мы… это тут… Мариночка… мы уже тихо…
Санитарка Марина окинула её и меня суровым взглядом и закрыла дверь.
– Черт
На чем я там остановилась…
«…ещё до окончания института я встретила парня, ставшего впоследствии моим мужем.
Я не могу сказать, что не любила его. Любила, конечно же. И до сих пор люблю…»
Странно, но я до сих пор сомневаюсь, любила ли я его когда-нибудь вообще. Но написать об этом не решилась, вдруг врач решит показать мою писанину мужу… Нет! Нельзя сделать ничего, что могло бы разлучить меня с детками! Так что, конечно же, я очень люблю мужа…
«Когда он сделал мне предложение, я абсолютно не была к этому готова. На следующий день я узнала, что беременна. В том, кто отец ребенка, у меня сомнений не было, верность – моя сильная черта, поэтому я тут же приняла предложение Максима и заодно сообщила ему радостную весть.
Мы оба были без ума от счастья: я – из-за беременности, а он – от того, что я стану его женой.
Алёшка, мой старшенький сыночек, был похож на ангелочка. Он полностью занимал все мое время.
Надо сказать, что я ни дня в жизни не работала. Максим был сыном довольно состоятельных родителей, и на момент нашей свадьбы уже имел квартиру, и отец открыл для него небольшой бизнес. Мой муж умный и очень предприимчивый, дела у него и по сей день идут хорошо. Поэтому я смогла всю себя посвятить детям и себе любимой.
Машенька и Серёжка родились подряд, хлопот с ними было полно, но Алёша, как старший брат, был отличным помощником. Конечно, для каждой матери её дети самые лучшие, но моя троица явно била все рекорды».
Я гордо улыбнулась. Все, что я сделала хорошего в жизни, были мои дети, и за это я и вправду могла собой гордиться.
«Пока Максим трудился не покладая рук, чтобы обеспечить нам достойную жизнь, мы вчетвером занимались спортом, ездили по окрестным лесам и водоемам, а также побывали в нескольких странах.
Казалось бы, нет ни малейшего повода в моей жизни, чтобы лишиться рассудка. Однако… как видите, это произошло».
Больше писать мне не хотелось. Все светлые воспоминания вдруг померкли во тьме безумного настоящего.
Я швырнула тетрадь и ручку на облупившуюся тумбочку, а сама уткнулась лицом в матрас и накрыла голову руками. В голове побежали до жути непонятные, бесившие остатки моего разума картинки – огромные пасти невиданных чудовищ, острые когти на здоровенных грязных лапах, невообразимое небо, сквозь редкие рваные облака на бледно-голубом небе среди бела дня проступали чужие звезды. Моя правая щека, шея, правая рука, бок и бедро начали гореть, но саму меня бросило в холод. Затем пришла боль. Немыслимая, дикая, острая, разрывающая на части. Я вопила от этой боли, но никто не мог услышать меня. Отовсюду
Затем все кончилось. Последнее, что я видела, перед тем как пришла темнота и тишина, было огромное необъятное пространство, спокойное, умиротворяющее, посреди которого медленно плыли мириады родных далеких звезд. «Моя Вселенная…» – позвала я свое неуловимое видение и провалилась в пустоту.
Глава 2
– У вас, милая моя, вчера вечером снова был приступ… – то ли спрашивая, то ли сообщая мне эту невероятно «свежую» новость, сказал Павел Олегович.
– Был, – вторя его тону, тихо сказала я.
– Но, несмотря на это, вы все же молодец! – воодушевленно похвалил меня доктор. – Я смотрю, вы начали писать. Правда, маловато, но это уже явный прогресс.
– Значит, завтрашнее свидание остается в силе? – с надеждой задала я интересующий меня вопрос.
– А вы, Кира, значит, написали это только ради свидания с детьми? – неодобрительно покачал головой Павел Олегович.
– Нет-нет… – поспешно ответила я. Вот дура! Нельзя было лепить вот так в лоб! – Кстати, мне понравилось делать эти записи. Но как-то все это непривычно.
– И чем же вам так понравилось это писать? – вопрос был с явным подвохом.
– Когда я писала, то смогла выстроить свои мысли в, так сказать, ровный ряд. Очень приятное чувство. Да и вспомнить о прошлом было кстати.
– Хорошо, – одобрительно кивнул доктор. – Однако сразу после этого вновь случился приступ… – многозначительно добавил он своим раздражающе спокойным голосом.
– Но ведь это был мой первый опыт. Может, в следующий раз будет лучше?
Доктор многозначительно улыбнулся.
– Кирочка, я не говорю, что данная терапия избавит вас от приступов. Нет. К сожалению, ведение дневника в этом нам не поможет. Но, как вы уже сами заметили, запись на бумагу собственных мыслей будет способствовать их структурированию. Это будет заново учить ваше сознание выстраивать логические цепочки, упорядочивать восприятие действительности.
– Да, конечно, – покорно согласилась я. – Я обязательно продолжу писать.
– Это было бы замечательно, – снова одобрительно кивнул доктор.
– А что насчет завтра? – осторожно спросила я. Павел Олегович некоторое время молча смотрел на меня, потом все с тем же раздражающим спокойствием и не сходящей с его лица улыбкой ответил:
– Все в силе, Кирочка. Вы выполнили мое условие, и если до завтра ваше состояние останется стабильным, то я не вижу повода запретить вам свидание с мужем и детьми.
Я с облегчением вздохнула, на моем измученном лице появилась довольная улыбка.
– Наша встреча с вами ещё не окончена, – покачал доктор перед моим лицом указательным пальцем. – Я хочу, чтобы вы поведали мне о своем последнем приступе.