Корни
Шрифт:
– Кто-то знает, сколько наших похитили?
Мужчины обсуждали работорговлю – эта тема всегда была главной у мужского костра вот уже больше сотни дождей. Тубобы похищали людей и в цепях отправляли их в царство белых каннибалов за большую воду.
Все замолчали, а потом алимамо сказал:
– Остается только благодарить Аллаха, что теперь людей крадут меньше, чем раньше.
– Нас и осталось меньше! – отрезал разгневанный старейшина.
– Я слушал барабаны и вел подсчеты, – сказал кинтанго. – Каждую новую луну только из нашего болонга похищают от пятидесяти до шестидесяти человек. – Он замолчал, но никто ничего не говорил, поэтому он
– Почему мы считаем только тех, кого тубоб похитил? – возмутился арафанг. – Нам нужно считать и сожженные баобабы, где раньше стояли деревни. В огне и сражениях погибает людей больше, чем уводят тубобы!
Мужчины молча смотрели на огонь. Потом заговорил другой старик:
– Тубобы никогда не сделали бы этого без помощи нашего народа. Мандинго, фула, волофы, джола – во всех племенах Гамбии есть предатели. В детстве я видел, как эти предатели избивают себе подобных, чтобы те быстрее шли на корабли тубоба!
– За деньги тубобов мы идем против собственного народа, – вздохнул старейшина Джуффуре. – Алчность и предательство – вот что дали нам тубобы в обмен на похищенных людей!
Мужчины снова замолчали. В костре потрескивали поленья. Затем снова заговорил кинтанго:
– Есть то, что похуже денег тубоба: он лжет – как дышит. Для него ложь – это жизнь. И это дает ему преимущество перед нами.
Через несколько минут заговорил молодой мужчина, чуть старше Кунты:
– Неужели тубобы никогда не изменятся?
– Разве что река потечет вспять, – ответил ему кто-то из старейшин.
Скоро костер превратился в груду дымящихся углей. Мужчины стали подниматься, потягиваться, желать друг другу спокойной ночи и расходиться по хижинам. Но пять молодых мужчин из третьего кафо остались – один присыпал пылью теплую золу всех костров, а остальные, включая Кунту, вышли охранять деревню за высокую бамбуковую изгородь. После столь тяжелого разговора у костра Кунта знал, что ни за что не заснет, но ему не хотелось проводить именно эту ночь вне безопасной родной деревни.
Он прошел через Джуффуре и вышел из ворот, надеясь ничем не выдать своего страха. Кунта помахал приятелям-часовым и пошел вдоль изгороди – мимо больших куч шипастого терновника, скрывающего заостренные колья, – к тенистому укрытию, откуда можно было наблюдать за окрестной равниной, залитой лунным светом. Устроившись поудобнее, он положил копье на колени, обхватил себя руками, чтобы не замерзнуть, и стал всматриваться в ночь. Он чутко выискивал малейшее движение в буше, прислушивался к пению сверчков, посвистыванию ночных птиц, далекому вою гиен и крикам неосторожных животных, которых хищники застали врасплох. Кунта думал о том, что говорили мужчины у костра. Ночь прошла спокойно, и утром он был почти удивлен тем, что его не похитили работорговцы. И внезапно осознал, что за всю ночь ни разу не подумал о собственных проблемах.
Глава 29
Кунте казалось, что он постоянно раздражает Бинту. Нет, она ничего ему не говорила, но это читалось в ее взгляде, слышалось в тоне голоса… Кунта чувствовал, что ей что-то в нем не нравится. Хуже всего стало тогда, когда он украсил свою хижину тем, что выбрал для себя сам, без ее помощи. Как-то утром Бинта пришла подать ему завтрак – и чуть не обварила горячим кускусом, когда увидела на нем первое дундико, сшитое не ее руками. Кунта отдал за это дундико выделанную шкуру гиены. Теперь он разозлился и не стал ничего
С того утра он понял, что, принося ему еду, Бинта внимательно осматривает все в его хижине, выискивая то, к чему она не имеет отношения – стул, коврик, ведро, миску или горшок. Когда у Кунты появлялось что-то новое, цепкий взгляд Бинты сразу же это замечал. Кунта сидел, а мать осматривалась вокруг с тем безразличным видом, какой сын видел много раз, когда она находилась рядом с Оморо. Отец, как и сам Кунта, отлично знал, что Бинте не терпится отправиться к деревенскому колодцу и там громко пожаловаться подругам на свои страдания – все женщины мандинго поступали одинаково, когда были недовольны своими мужьями.
Как-то раз до появления матери с завтраком Кунта достал красивую плетеную корзину, которую подарила ему вдова Джинна М’баки. Он поставил корзину перед дверью хижины – мать наверняка споткнется о нее. Кунта вдруг понял, что вдова была чуть моложе Бинты. Когда Кунта еще пас коз со вторым кафо, ее муж ушел на охоту и так и не вернулся. Джинна жила рядом с Ньо Бото, которую Кунта часто навещал. Он часто виделся и с вдовой. Они продолжали болтать, даже когда Кунта стал старше. Кунту раздражали поддразнивания сверстников, которые видели в этом ценном подарке нечто двусмысленное. Бинта пришла, увидела корзину и сразу же узнала работу вдовы. От корзины она отпрянула, словно от ядовитого скорпиона, и не сразу взяла себя в руки.
Конечно, она ничего не сказала, но Кунта знал, что добился своего. Он больше не был ребенком, и Бинте следовало смириться с этим. Он чувствовал, что только сам может все изменить. Говорить с Оморо было бесполезно. Кунта знал, что никогда в жизни не спросит у отца, как заставить Бинту уважать сына так же, как она уважает мужа. Кунта хотел обсудить эту проблему с Ньо Бото, но потом вспомнил, как странно она повела себя после его возвращения, и отказался от этой идеи.
Поэтому Кунта решил поступить по-своему. Он больше не заходил в хижину Бинты, где провел большую часть своей жизни. А когда Бинта приносила ему еду, сидел молча. Она ставила пищу на коврик перед ним и уходила, не говоря ни слова и даже не глядя на сына. Кунта начал серьезно подумывать о том, чтобы по-другому организовать свое питание. Большинство новых мужчин по-прежнему питались у матерей, но некоторым готовили старшие сестры или невестки. Если Бинта будет вести себя еще хуже, твердил себе Кунта, придется искать другую женщину, которая станет готовить для него – может быть, ту самую вдову, которая подарила ему корзину. Можно было даже не спрашивать – она с радостью согласилась бы. И все же Кунта не хотел показывать, что подумывает об этом. Поэтому они с матерью продолжали встречаться во время трапез – и вести себя так, словно не видят друг друга.
Как-то утром, возвращаясь с ночного дежурства на полях земляных орехов, Кунта заметил на тропе впереди себя трех молодых людей примерно своего возраста. Он понял, что это странники из других мест. Кунта окликнул их, они повернулись, и он подбежал, чтобы поприветствовать их. Странники пришли из деревни Барра, что в сутках ходу от Джуффуре, и направлялись на поиски золота. Они принадлежали к племени фелуп, входившему в мандинго, но Кунте приходилось внимательно вслушиваться, чтобы понять их. Его язык был для них тоже не очень разборчив. Кунта вспомнил, как вместе с отцом ходил в новую деревню, где совсем не понимал многих гостей, хотя они жили всего в двух-трех днях ходу от Джуффуре.