Корни
Шрифт:
Пока никто, даже Оморо, не знал о его великом плане. Кунта в строжайшей тайне обсудил с арафангом лучший путь до Мали. Арафанг нарисовал на пыли карту и, указывая на нее пальцем, сказал, что нужно шесть дней идти по берегам Камби Болонго в направлении, куда все смотрят во время молитв Аллаху. Там будет остров Само. За ним река сужается и резко сворачивает налево, а потом начинает вилять и извиваться, как змея. Там начинается много болонгов – таких же широких, как сама река. Болотистые берега теряются в густых мангровых зарослях, высота которых порой превышает рост десяти мужчин. Учитель сказал, что на берегах реки множество обезьян, гиппопотамов, крокодилов
Но два-три дня этого тяжелого пути должны привести Кунту ко второму большому острову. На низких илистых берегах острова возвышаются небольшие скалы, поросшие кустарником и невысокими деревьями. Тропа, идущая вдоль реки, приведет его к деревням Бансанг, Карантаба и Диабугу. И вскоре он пересечет восточную границу Гамбии и попадет в царство Фулладу. За полдня пути он дойдет до деревни Фатото. Из сумки Кунта достал кусочек выделанной шкуры, полученный от арафанга. На нем учитель написал имя своего друга в Фатото, который объяснит Кунте, как ему двигаться следующие двенадцать-четырнадцать дней. За это время он должен добраться до страны, называемой Сенегалом. А уже за ней, по словам арафанга, находится Мали и Каба, куда так стремится Кунта. На то, чтобы добраться туда и вернуться, по подсчетам арафанга, должно было хватить одной луны – не считая времени, которое Кунта захочет провести в Мали.
Кунта столько раз рисовал маршрут на полу своей хижины и стирал, чтобы не увидела Бинта, что, сидя на своем навесе над полями земляных орехов, он буквально видел его. Мысли о приключениях, которые ожидают его в пути – и в самом Мали, – заставляли Кунту беспокойно ерзать на месте. Ему страшно хотелось рассказать Ламину о своем плане – он не просто хотел поделиться своим секретом, но еще и взять младшего брата с собой. Он знал, как похвалялся Ламин их совместным путешествием. К тому времени Ламин уже станет мужчиной и будет опытным и надежным спутником. Но главным мотивом – Кунта вынужден был признаться – было желание иметь компанию в пути.
Какое-то время Кунта сидел в темноте, улыбаясь. Он представлял лицо Ламина, когда тот узнает о планах брата. Конечно, Кунта скажет об этом как бы невзначай, словно эта мысль только что пришла ему в голову. Но прежде нужно поговорить с Оморо. Он догадывался, что почувствует отец. Он будет страшно горд. И даже Бинта хотя и будет беспокоиться, но встревожится меньше, чем прежде. Кунта размышлял, что можно принести Бинте из Мали, чтобы она оценила это больше, чем перья с золотом. Может быть, красивые горшки или кусок ткани? Оморо и дядья говорили, что в старину женщины Кинте славились в Мали своими красивыми горшками и тканями. Может быть, женщины Кинте и сегодня делают такие вещи?
А когда он вернется из Мали, думал Кунта, можно будет придумать новое путешествие на следующий дождь. Он даже может отправиться за бескрайние пески вместе с большими караванами странных животных, у которых вода хранится в двух горбах на спине. О них рассказывали ему дядья. Калилу Контех и Сефо Кела будут довольствоваться своими старыми и безобразными вдовами-терийя, а он, Кунта Кинте, совершит паломничество в саму Мекку. Поймав себя на том, что он смотрит в сторону священного города, Кунта обнаружил крохотный желтый огонек далеко за полями. Там пастух-фулани готовил себе завтрак. Кунта даже не заметил, как начался восход.
Потянувшись за оружием, чтобы идти домой, Кунта увидел топор и вспомнил, что хотел срубить дерево для барабана. Но он устал. Лучше он срубит дерево завтра. Но ведь он уже на полпути к лесу. Если не сделать
Глава 33
Кунта шагал по влажной земле, чувствуя знакомые запахи лесных цветов. На траве в первых лучах солнца блестела роса. Ястребы кружили над головой, выискивая добычу, а в канавах вдоль полей громко квакали жабы. Кунта обошел дерево, чтобы не потревожить сидящих на ветках дроздов, похожих на блестящие черные листья. Впрочем, он зря старался – стоило ему миновать дерево, как громкое карканье заставило его обернуться: сотни ворон безжалостно согнали дроздов с облюбованного ими дерева.
Кунта побежал. Он дышал глубоко и ровно, не сбиваясь с ритма. Он почувствовал мускусный аромат мангров – совсем рядом начинались низкие, густые кусты, которые тянулись далеко от берегов болонга. Завидев его, дикие свиньи завизжали и бросились бежать. Они вспугнули павианов, которые начали лаять и ворчать. Крупные самцы быстро попрятали самок и детенышей за спину. Если бы Кунта был моложе, он обязательно бы остановился, чтобы передразнить павианов – поворчать и попрыгать у них на глазах. Мальчишки никогда не упускали возможности подразнить павианов, а те злились, грозили кулаками и даже порой кидали камни. Но Кунта больше не был ребенком. Он научился относиться ко всем созданиям Аллаха так же, как хотел бы, чтобы относились к нему: с уважением. Колеблющиеся белые облака цапель, журавлей, аистов и пеликанов поднимались при его приближении, когда он пробирался по мангровым зарослям к болонгу. Впереди бежала собака-вуоло – она гонялась за водяными змеями и черепахами, которые соскальзывали с отмелей в воду, не оставляя даже следа.
Как всегда, приходя сюда после ночной вахты, Кунта немного постоял на краю болонга. Сегодня он смотрел, как серая цапля, вытянув длинные тонкие ноги, летит на высоте копья над бледно-зеленой водой и от каждого взмаха ее крыльев на воде поднимается рябь. Хотя цапля высматривала мелкую рыбешку, Кунта знал, что это лучшее место на болонге для ловли больших рыб куджало. Кунта ловил их для Бинты, и она готовила рыбу с луком, рисом и горькими помидорами. Время завтрака уже подошло, и Кунта почувствовал голод при одной мысли о еде.
Чуть ниже по течению Кунта вышел на тропинку, которую сам протоптал к старому мангровому дереву. Дерево уже хорошо знало его – так часто он здесь бывал. Подтянувшись на нижней ветке, он забрался на свое любимое место у верхушки. Ясным утром солнце приятно грело ему спину. Он видел все – до следующего изгиба болонга, по-прежнему покрытого спящими птицами. За птицами начинались рисовые поля, испещренные маленькими бамбуковыми хижинами, где женщины могли оставлять своих младенцев. Интересно, в какой из них оставляла его мать, когда он был маленьким? Ранним утром это место всегда вселяло в Кунту ощущение глубокого покоя и восхищения. Нигде больше он такого не испытывал. Здесь он ясно осознавал, что все вокруг в руках Аллаха – такого чувства не было даже в деревенской мечети. Все, что Кунта видел, слышал и обонял с верхушки этого дерева, было древнее человеческих воспоминаний. И все это будет жить, когда он, и его сыновья, и сыновья его сыновей уйдут к предкам.