Корниловец
Шрифт:
— Не смущайтесь! Я могу быть полезным и при накрывании стола!
Праздник прошёл замечательно, как-то даже по-семейному, в кругу своих. Обычно в новогоднюю ночь принято загадывать наперёд, надеяться всуе на лучшее, ждать нового счастья, но Марков, поднявший бокал, был печален и строг.
— Не все из собравшихся здесь, — сказал он негромко, — доживут до следующей встречи. Вот почему не будем ничего желать себе — нам ничего не надо, кроме одного: «Да здравствует Россия!»
На исходе новогодней ночи Кириллу немного взгрустнулось. Опять в его воображении
Зато хоть выспался по-настоящему, впервые после Ростова…
Никто его не беспокоил, а посему Кирилл сам явился в штаб для получения дальнейших указаний. Свежий и бодрый, он жаждал дела — и дело нашло его. В гулком коридоре Авинов попался на глаза генералу Маркову.
— А-а, стрелок! — жизнерадостно приветствовал его Сергей Леонидович.
Припомнив, как он чуть не оглушил командира, Кирилл покраснел и выпалил:
— Здравия желаю, ваше превосходительство!
— Да, — ухмыльнулся Марков, — я вас хорошо слышу, Авинов. Прошла контузия! Шучу, шучу… Кстати, а не засиделись ли вы в поручиках? А?
Кирилл растерялся немного, но выкрутился, прибегнув к универсальному ответу:
— Не могу знать!
— А кто ж может? Вы мне лучше вот что скажите: вы действительно знаете язык текинцев? — спросил генерал и поспешил предупредить: — Только, пожалуйста без «так точно» и прочих армейских штучек!
— Да, я говорю на туркменском.
— А этот туркменский… Похож он на турецкий?
— Весьма. По крайней мере турки меня понимали.
— Отлично! Тогда следуйте за мною, поручик Авинов.
Не зная что и думать, Кирилл поспешил за Марковым, а тот, одолев коридор и взбежав по лестнице, привел его в кабинет Корнилова. У высоких дубовых дверей стояли и скалились Саид и Махмуд. Не выпуская из рук винтовок, они распахнули створки, запуская генерала и поручика к Великому Бояру.
Обширный кабинет Верховного был обставлен просто, по-походному, — такова уж была натура Корнилова, чуравшегося ненужной роскоши. Правитель как раз принимал двух генералов — барона Петра Николаевича Врангеля и Владимира Зеноновича Май-Маевского, командующего Добровольческой армией. [102]
Владимир Зенонович, хоть и слыл пьяницей, полководцем был незаурядным. Но это было внутренним качеством, а вот наружно он производил скорее отталкивающее впечатление. Небольшого роста, очень тучный, с гладко выбритым обрюзгшим лицом, с маленьким пенсне на большом и толстом носу, с крошечными свиными глазками… Огромный розовый кабан.
Врангель же был полнейшей его противоположностью. Высокого роста, на голову выше толпы, худой, поджарый, с зычным голосом, барон был властным и крутым человеком. Недовольный подчинением Корнилову «волчьих сотен» Шкуро, Пётр Николаевич резко говорил:
— Полковник Шкуро — не «волк», а «тёмная лошадка»! Да и полковник ли он? Шкуро я знаю по службе его в Лесистых Карпатах во главе «партизанского отряда». За немногим исключением, туда шли, главным образом, худшие элементы офицерства. Большей частью они болтались
Корнилов терпеливо выслушал Врангеля и, ударяя по столу пальцем с массивным перстнем с вензелем — его характерный жест, — сказал:
— Шкуро — типичный «герой-партизан». Да, он авантюрист и не свят, но за ним идут, ему верят. К тому же начальником штаба у Андрея Григорьевича — полковник Слащёв…
— Слащёв неуравновешен от природы, — осудил барон и начштаба, — он слабохарактерен и питает пагубное пристрастие к водке…
Тут Май-Маевский возмущённо хрюкнул и проговорил:
— Ну не всем же быть ангелической природы, барон. Все мы обычные люди…
— Господа, — повысил голос Корнилов, — я вас не задерживаю.
Владимир Зенонович неловко прогнулся, а Пётр Николаевич щёлкнул каблуками и отвесил резкий поклон. Оба вышли за дверь, с преувеличенной любезностью пропуская друг друга вперёд. Корнилов вздохнул и, глянув на Маркова, вяло повёл сухой маленькой рукой.
— Мальчишки, ей-богу… — проворчал он.
Подойдя к окну, Верховный выглянул во двор. И заговорил, не оборачиваясь:
— Утром авиаторы прилетели, почти вся Эскадра воздушных кораблей — тридцать с лишним бомбовозов.
— Будет чем приветить «товарищей»! — ухмыльнулся Марков.
— Да уж… — Корнилов задумался. — Деникин с Алексеевым требуют немедленно перейти в наступление, разбить «красных» по всему Северному Кавказу и идти на Дон. А вот я не хочу спешить, памятуя, что надёжный тыл превыше всего. Пока я не укреплю власть, закон и порядок, на север я не двинусь. А вот на юг… Хан-Девлет-Гирей выпросил у меня миллион рублей, обещая поставить под ружьё десять тысяч горцев. Собрал он всего девять тыщ, но и это сила! Джигиты Девлет-Гирея поступили в распоряжение генерала Эрдели, ему же я подчинил «Дикую» дивизию. [103]Эрдели поведёт их на Сухум и Батум, Тифлис и Эривань — нам жизненно важно вернуть Закавказский край! Если этого не сделаем мы, то туда придут турки и большевики. [104]А вам, Сергей Леонидович, как своему любимчику, — Верховный мягко улыбнулся, — я хочу поручить дело архиответственное…
— Какое же? — не утерпел Марков.
— Турецкую Армению. Как известно, наши союзники по Антанте подписали года два назад секретное соглашение, по которому Россия аннексирует области Эрзерума, Трапезунда, Вана и Битлиса…
— И Проливы! — подсказал Сергей Леонидович.
— Проливы — позже, сначала Трапезунд, Эрзинджан, Эрзерум. Признаться, я чувствую неловкость, посылая вас на столь сложное дело, но на кого ещё мне можно рассчитывать? Экспедиционный корпус составится из 1-го Офицерского, Текинского и Корниловского полков… Кстати, Сергей Леонидович, вы заметили, что все «быховцы» уже командуют бригадами и дивизиями? У вас у одного — полк. Так вот, я хочу, чтобы вы вернулись командующим Отдельной Кавказской армией.