Короче, Склифосовский! Судмедэксперты рассказывают
Шрифт:
И вот в декабре месяце, часов в 12 ночи раздался телефонный звонок:
— Федорыч, — это дежурный по РОВД звонил, — к нам только что привезли Михаила (он, конечно, фамилию назвал, а не имя), привезли из ресторана, где он из ружья застрелил Васю Пупкина (фамилия, как сами понимаете, ребята, тоже вымышленная). Михаил сейчас пьяный до невменяемости у нас в камере, — продолжил дежурный. — Начальник просит вас подойти к 9 утра в морг, а мы его с конвоем привезем на освидетельствование. Хорошо?
Меня будто кипятком ошпарило, а сон мгновенно улетучился. Посидел я и взялся звонить знакомым, тем, кто
Долго я просидел, вспоминая тот осенний разговор и его слова, даже интонации, с которыми он тогда сказал ту фразу: « Понимаешь, Серега, так однажды проснешься не на своей кровати, а в камере… за убийство! Если бы ты знал, как я испугался! Не поверишь, но до икоты!»Я поразился такому совпадению. Неужели он уже тогда предчувствовал все это? Предчувствовал и не смог изменить будущее, которое теперь стало страшным настоящим?
На следующее утро Михаила привезли ко мне в начале десятого. В наручниках, под конвоем. Если бы я не знал, что это его привезут — то сразу и не признал бы в нем своего старого друга. Помятого, опухшего. И лицо настолько было не его, что я поразился — похмелье и переживания изменили лицо так, как и хорошие кулаки дюжих мужиков не смогли бы. Стал я его расспрашивать, а он мне и говорит:
— Понимаешь, Серега, все случилось, так как тогда я тебе и говорил. Очнулся в камере и только тогда узнал, что убил. А я — ты понимаешь! — я ничего не помню, что и как все произошло. Ни-че-го! — И в словах Михаила, старого циника и грубого материалиста-бизнесмена-алкаша было столько страданий, столько муки… Знаете, так не сыграешь. Осмотрел я его, потом опохмелил — чуточку спирта налил, уж сильно он плох был. Охрана сделала вид, что не видела этой процедуры, хотя носами шевелили, как будто призовые гончие след брали!
В общем, резонанс этого убийства был немалым. Михаил отсидел почти месяц. А потом был отпущен под подписку. Следствие длилось, длилось и… перестало длиться. Прекратили. Как, по каким статьям я до сих пор так и не знаю. Как я думаю, наличные доллары здесь свою роль сыграли. Вернее их количество. А с Мишкой мы эту тему никогда не обсуждали. А он примерно год не пил. Пока следствие, пока свежие воспоминания, а потом снова начал попивать. Причем формула пития изменилась. Раньше он пил до соплей дня 2–3. А после этого случая стал пить неделями, но не до упора. Он стал меняться, обрюзг, появились серьезные болезни типа гипертонии. Стали отекать ноги — признак сердечной недостаточности. Когда я с ним говорил, ну, увещевал
Однажды приехал он ко мне на работу с коньячком. Выпил немного, но его развезло — видать на старые «дрожжи» попало. Проспал он у меня с часок, и я его попытался усовестить, а он мне в шутку и говорит:
— Это я к моргу привыкать начинаю… — и засмеялся. А потом посерьезнел и продолжил:
— Ты знаешь, Сергей, Вася Пупкин второй человек, которого я убил. Первого — на машине задавил. И хоть вина моя там спорная, но в то время была еще Советская власть, могли и посадить. Именно тогда я первый раз дал взятку, настоящую взятку. Ты, наверное, и не знаешь об этом случае, потому что тогда на полгода учиться уезжал, помнишь? А будет и третий… Им буду я, — сказал он с тоской. — Жить-то я не могу… Вот что-то не дает мне ходить по земле, и все. Не пускает.
Все это говорилось с такой внутренней убежденностью и так безнадежно, что мои слова ничего не значили. Ничего. И я ему тогда не ответил. Не смог.
Умер Михаил после месячного запоя. Вскрывать его пришлось мне. Причиной смерти стало отравление этиловым спиртом.
Вот так он и стал третьим — не застрелился, не повесился, а медленно и без особых безобразий тихо ушел, будучи последние 6 лет — ну, после того убийства — почти постоянно под алкогольным наркозом. Я думаю, что жить пьяным ему было не так страшно.
Где-то он теперь, Михаил, мой товарищ?
Взятка
Глава 1
Некоторое время все молчали, переваривая услышанное…
— М-да, — первым нарушил тишину Сашка Царюк, — рассказ вроде и ни о чем. Подумаешь, история еще одного алкаша, столько наворотившего в своей жизни, что… — и Сашка махнул рукой. Помолчав, добавил: — Но мне его стало жалко! И стало очень грустно!
— Вот здорово, что рассказали такую историю. Спасибо, Сергей! Вот пока слушал, тоже вспомнил историю, которую вам, коллеги, надобно бы услышать. Рассказываю? Не возражаете? — улыбнувшись, спросил Зенин.
— Валяй, Евгений! Давай! Начинай… — раздались голоса.
Женька прошелся по комнате, задумчиво потирая щеку:
— Вся история началась в последнее воскресенье июля. В тот день я рано-рано утром увез жену в аэропорт: она к родственникам улетала. И когда ехал назад, мне в машину подложили деньги. Взятку.
— Что значит «подложили»? За что, как? — спросил Биттер.
— А вот попрошу не перебивать, Михаил Гурьевич, а то я собьюсь, — пробурчал Зенин и продолжил:
— Когда я, значит, ехал из города, меня остановили гаишники — два человека. Они были на гражданской машине, но в правильной форме, в гаишной, и, что самое главное, я их не знал. Я тогда мельком удивился про себя: мол, кто такие, почему не знаю? Территория-то уже нашего района. Держались они строго официально. Правильно держались! И я тогда ничего особенного не заподозрил. Один взялся писать протокол — за превышение скорости. Писал он, писал, и вдруг тот, что был за рулем, говорит: