Короче, Склифосовский! Судмедэксперты рассказывают
Шрифт:
— Это убийство наделало много шума. Таких жестоких способов мщения люди тогда еще не видели. Кандидата на роль мстителя нашли сразу же. Им — предположительно, конечно — стал младший брат отца девочки — майор, командовавший ротой морской пехоты на ТОФе. Он был родом из той же деревни, но после окончания школы приезжал в родное село всего-то парочку раз, не более. Однако, когда сделали запрос по месту службы, то оказалось, что майор уволился из ВС еще в начале лета, и места его пребывания они не знали.
Еще выяснили такую деталь. Майор посетил колонию, где отбывал срок отец девочки, примерно
— …Да! — спохватился умолкший было Юра. — В кармане джинсов, снятых с трупа, я нашел бумажку с надписью: «№ 1». А пули были от «стечкина» — любимого, как сказали знающие люди, оружия морпехов. Две прошли навылет, а одну позвоночник словил. И пистолет, похоже, был с глушителем, потому что выстрелов никто не слышал, хотя… Хотя, может, и слышали, но никто не сказал. Традиция — своего не выдавать. А брат отца был, конечно, своим.
— Интересно девки пляшут, — задумчиво пробормотал Самуилыч. — Номер один. Значит, был еще номер два, а может, и номер три? — вопросительно сказал Самуилыч.
— Да, — ответил Юра, — наши правоохранители так же подумали и решили, что одного они точно знают — это бывшего водителя, ну, того, что тогда не посадили. Он к этому времени стал в леспромхозе заместителем бывшего секретаря. Поэтому посчитали, что надо под охрану взять именно его.
— А третий? Ну, тот опер, которого выгнали? Он что в это время делал?
— Опер, став БСом, ушел в новоявленный рэкет. Он собрал первую в городе банду и стал вымогать деньги у торговцев, владельцев первых ларьков, — ответил рассказчик, — и когда грохнули секретаря, он испугался, окружил себя ребятками-мордоворотами и из дома даже носа не высовывал. Однако через неделю его дом вдруг сгорел, а машина — «Гранд Чероки» — взлетела на воздух! Ну, у бывшего старлея нервы и не выдержали: он прибежал просить защиты к своим бывшим коллегам. Там он написал явку с повинной и «правдиво» изложил то, что случилось год назад.
Вот как это звучало в изложении спасающего свою шкуру бывшего опера, — Юрка прошелся и сказал:
— Я буду говорить примерно так, как он это написал — в сокращенном варианте, конечно, то есть я отбрасываю всю шелуху. Слушайте:
— Секретарь познакомился с девочкой еще весной. Он, подлец, был очень обаятельным человеком, прямо мастером по охмурению женщин — стихи, душещипательные истории… ну и у девочек голова кружилась. Так произошло и с этой девочкой. И летом все кончилось так, как он и хотел — постелью. Прожили они два месяца, и она ему надоела. Чтобы отвязаться, этот подлец пригласил ее на речку, а там они вдвоем с приятелем ее… ну, переспали с ней. Кстати, опер с большим удовольствием дал координаты приятеля секретаря. Потом они ее повезли в деревню, запугав предварительно тем, что ей же будет хуже, если трепаться начнет. Везли они девочку домой, и она в том самом месте, где и показал шофер, выпрыгнула и головой ударилась о бетонный блок. Потом они отвезли ее к бабушке. У секретаря были с бабкой какие-то тайные делишки. Опер не знал — какие. Там секретарь с ней обговорил, что и как делать, и велел поменять девочке плавки — чтобы на них следов не увидели. Почему бабка надела на нее такие панталоны — он не знает. Только когда позвонил шефу и сказал ему про эти трусы — он
— И что дальше было? Посадили кого или нет?
— Дальше? Дальше опера и шофера задержали. Шофера — за укрывательство преступлений: скрыл от «органов» случай совращения малолетней и ее последующее убийство. Опер же сел с большим удовольствием. Сидел он до весны. Потом испуг у него, видимо, прошел, и адвокат взялся всеми правдами и неправдами его отмазывать. Да и, честно говоря, за опером ничего крупного не оказалось. В марте он вышел под подписку о невыезде и… исчез. Прокуратура решила, что он в бега подался, и объявили его в розыск. Только он и сам через месячишко отыскался: лежал в лесочке с пулей в башке.
Когда мы поехали его осматривать, он был уже хорошо зеленым, и поэтому по внешнему виду его опознать не смогли, да и пуля ему красоты не добавила. Не было у трупа в карманах и документов, поэтому для идентификации решили пальчики откатать. Пока эксперт-криминалист готовил свои валики-каталки и бумагу с краской, я, осматривая труп, увидел на нем…
— …розовые рейтузы? Да?! — азартно спросил Бурков.
— Да, коллеги. Под брюками у него были надеты розовые панталоны-рейтузы. Это и был подавшийся в бега, пропавший опер. Он стал номером два.
И напоследок крохотная деталь. Уже через годы стало известно, что когда опер сидел в СИЗО, к нему приходил поболтать начальник розыска из их ОВД. Приходил как бывший начальник к бывшему подчиненному. Передачки там, дружеские разговоры… Он и надоумил его, что тому нечего сидеть, что против него нет ничего особого. Так что не будь, мол, дураком, с нар пора спрыгивать. Ну и в таком же духе несколько раз. Опер и пошел в отказ. Спрыгнул с нар, на свою невезуху.
— Ну и что в этой детали такого особенного?
— А то, что майор и начальник розыска были друзьями — они вместе в армии служили, в одном взводе два года. Только один поступил в военное училище и стал морпехом, а другой пошел в милицию и стал начальником розыска в их городке.
— А что же шофер? Он стал номером третьим?
— Про шофера я, честно говоря, не знаю. Дали ему тогда три года колонии-поселения. Знаю, что он оттуда освободился живым, а что далее — мне, друзья, неведомо.
— А майор? Что с ним сталось?
— Были слухи, что он в наемники подался, вроде в Африку, но это только слухи. В общем, никто и ничего о нем не знает, в том числе и правоохранители…
Вот и вся история…
Почти по Эдипу
После этих слов Юрия в комнате воцарилась тишина. Все переваривали услышанное.
— А я все равно не понял, — опять влез неугомонный Серега, — а на фига этот майор каждый раз напяливал на убитых красные трусы? Нет-нет-нет! — вскинул он руку, увидев, что Миша Биттер с весьма насмешливым видом собрался сказануть нечто остренькое. — Я понимаю смысл, но… зачем одевать? Ну бросал бы на труп, даже рядом с ним — и все! Всем было бы понятно. А надевать… рисковать засыпаться? Это ж время… Не понимаю, — еще раз повторил Бурков.