Король арены 2
Шрифт:
В этом мире не принято мужикам щеголять в одних трусах, если они не на пляже.
Соседи, после визита на нашу улочку техномагической повозки, а потом и помпезного фаэтона, стали проявлять нездоровое любопытство к моей семье, постоянно поглядывая из своих окон в сторону нашего дома.
Этому в немалой степени способствовал довольно жидкий штакетник, изображающий из себя ограду, и деревья, сбросившие листву ввиду зимнего времени года. Так что не удивлюсь, если узнаю, что за моей утренней разминкой во дворе
У Ларри в семье все жаворонки. Скорее всего, вынужденные.
Покопавшись в его воспоминаниях, я точно знаю, что основной заботой матушки был курятник. Этакий средний, по меркам нашей провинции. Где-то на пять — шесть десятков кур. И всё бы ничего, но между ними гордо ходили четыре — пять петухов. Как правило, жутко горластых и драчливых, старающихся с рассветом перекричать друг друга с полнейшей самоотдачей и чуть ли не до разрыва связок.
В своей прошлой жизни я умудрялся спать в самолётах, не просыпался от ночных покатушек байкеров, и плевал на последние и первые рейсы трамвая, с грохотом проносившихся рядом с очередной гостиницей.
Так вот петух, и не один, в пятнадцати шагах от открытого на ночь окна — это стихийное бедствие!
Хочешь не хочешь, а проснёшься, едва солнышко забрезжит. Ор такой стоит, хоть вешайся. Это я уяснил себе из детских воспоминаний Ларри об утренних побудках.
Винить матушку ни у кого в семье язык не поворачивался. Благодаря её заботам яйца в семье никогда не переводились, а зачастую избыточная их часть шла соседям в обмен на молоко, сметану и масло, так ещё она и на каждый праздник семью курятиной баловала. Себе отец с матерью целую куру запекали, а нам с сестрой выдавали по жареному цыплёнку. Ларри всегда доставался тот, что был изрядно покрупнее.
Зато Мари визжала в таких случаях от восторга.
— Мамуля, я целую курицу съела! — докладывала она матушке, показательно хлопая себя по старательно выпяченному животику.
Не, сестрёнка у меня зачётная. Концентрированная милота в чистом виде. Так сказать, натуральный продукт и никакой химии.
— Сынок, а ты подумал, чем мы тут будем заниматься? Ну, даже если и купишь ты этот дворец, то долго ли он нашим будет? — наконец-то задала матушка те вопросы, которые я так ждал.
Смогла ведь, до самого конца завтрака утерпела.
— Мари, ты должна мне помочь. Если что, на кону стоит твоя спальня в нашем дворце.
— Что я должна сделать? — очень по-взрослому ответила сестрёнка, нехорошо покосившись на родителей.
— Просто доверься мне и недолго побудь куклой. Главное, не мешай мне и руками никуда не лезь. Сможешь?
— Пф-ф. Ради моей собственной спальни я хоть целый день буду куклой, — самоотверженно заявила сестра.
— Тогда мы им сейчас покажем, — погрозил я родителям пальцем и утащил Маришку за собой, в свою комнату.
Не зря
Короче, сестрёнку я разрисовал под вполне себе взрослую девушку.
Ну, как под взрослую.
По местным обычаям у нас даже сверстницы первокурсниц уже в невестах ходят.
Первый ребёнок в шестнадцать лет вообще никого не удивляет и считается нормой. Средневековье, блин.
У нас, на Земле, тоже когда-то так было.
Помниться, одна французская королева, вышла замуж в лет в двенадцать, первого ребёнка родила в четырнадцать, а к бальзаковскому возрасту у неё и вовсе то ли одиннадцать, то ли двенадцать потомков набралось.
Да и королева Англии, Элеонора Кастильская, тоже лет с четырнадцати рожать начала, но там всё грустно. Из шестнадцати её детей почти никто не выжил.
Впрочем, Релти с ними. Сестрёнку я замуж выдавать не собираюсь. Чай, мы не короли какие-то, чтобы себе педофилию позволять.
А вот под первокурсницу я её разрисую. Да ещё под какую…
Короче, так уж получилось, когда я накрашенную Мари, да в платье и на каблуках к родителям вывел, матушка ахнула, издалека не узнав сразу собственную дочь.
— Ларри, это твоя невеста?
Я смолчал в ответ, взял Мари за руку, и мы продемонстрировали родителям разворот на триста шестьдесят градусов.
— Может, ты всё-таки представишь нам свою избранницу? — сподобился отец на высокий стиль, улыбаясь промаху жены и подыгрывая нашему спектаклю.
— Мари Ронси! Встречайте! — крутанул я сестрёнку ещё раз, и она, заливаясь насквозь знакомым смехом, побежала вниз по лестнице к матушке.
— Всё, что у неё нанесено на лицо я сделал сам и сейчас это продаю. Очень дорого, — сказал я вслед убегающей сестрёнке и ушёл дописывать книгу.
Мне там совсем чуть-чуть осталось. Фактически, финал уже пишу.
Феноменальная память Ларри мне жуть, как помогает.
Пишу текст, как диктант, вспоминая своё выступление — импровизацию в доме лэры Хая. Правки вношу по ходу.
Бедный Островский! У меня и в прошлый раз, во время рассказа, от его Снегурочки не много чего осталось, а теперь и этого нет. Разве что, два трупа в конце — растаявшая Снегурочка и влюблённый в неё аристократ, который у меня не утопился, а бросился со скалы в бушующее море. Как альтернатива им — купеческая дочь Роксолана, ранее отвергнутая аристократом за день до свадьбы и красавчик — офицер, находящийся на лечении после схватки с Тварями и отказавший Снегурочке в любви. У них-то как раз всё хорошо закончится. Красивой и богатой свадьбой. Надеюсь, хэппиэнд утешит чересчур впечатлительных дамочек, на которых эта книжка и рассчитана.