Король и пешка (фанфик Сумерки)
Шрифт:
– Ах, ты СУКА! – Но мне уже не было дела до их перебранки.
Я нетвердой рукой потянулась к своему животу, мне не верилось, что вся эта кровь, которая совсем скоро достигнет коленей, когда-то принадлежала моему организму. Так много? Оторвав ладонь от красного пятна, беспощадно испортившего белоснежное платье, я поднесла ее ближе к лицу. И заметила красивую надпись: «Эдвард». Надпись была заляпана кровью, но все еще отчетливо ясно гласила его имя, она кричала его имя.
– Эдвард? – Я хотела повернуть голову в его сторону, но не смогла. – Эдвард, смотри,
Помню, как крепко сжимали меня его руки.
Помню, как честно прошептал мне на ухо: «Ci vediamo presto, baby». [1]
Помню, как летела не вниз, а отчего-то вверх.
А дальше… ничего не помню.
[1] Скоро увидимся, детка (итал.)
Эпилог. Шах и Мат: Часть &
Король и пешка против короля – элементарное окончание,
в котором результат партии определяется позицией взаимного цугцванга
(нет полезных ходов, любой ход ведет к ухудшению собственной позиции).
(с) Большая энциклопедия шахмат
Я пытался подобрать слова для предсмертного письма, пока она спала на моем ковре. Мой лоб прижимался к листку плотной белой бумаги, ее лоб некоторое время назад прижимался к моему голому плечу. Доверчиво. Может быть, даже преданно. Черт бы ее побрал. И ее проклятый лоб, и ее запах… ее всю. Целиком. Черт бы ее побрал.
Я отложил в сторону ручку с острым пером, которое обычно царапает бумагу, посылая неприятные ощущения вдоль по позвоночнику. Будь моя воля, это перо не оставило бы сегодня ни одной царапины, но воли больше нет. В прошлый четверг я и не подозревал о том, что, отобрав волю у девчонки, обокрал сам себя.
Медленно отодвинув кресло от стола, я продолжил сидеть, уложив ладони на жесткие подлокотники. Мои колени почти касались крышки стола. Кресло и стол не подходили друг другу. В моей жизни всегда что-то к чему-то не подходило. Прямоугольный лист бумаги все еще был вызывающе пуст. Я схватился двумя пальцами за переносицу, резко поднялся и подошел к окну. Маленькое блеклое солнце еще не полностью вылезло из вод Гудзона, складывалось ощущение, что молочный туман намеревается затолкать его обратно.
В прошлый четверг я собирался вытолкнуть ее на поверхность. В этот четверг я собираюсь крепко обхватить ее и мягко опуститься на дно. Лучше уж ужасный конец, чем ужас без конца.
Все началось в кабинете Эммета. Именно в нем состоялся разговор, после которого случилось мое первое свидание с персональным чудовищем.
– Тебе не кажется, что слишком многие в последнее время подозревают тебя в нечистоплотности?
– Они плохо меня знают. Им кажется, что моя отстраненность и незаинтересованность свидетельствуют о коварных замыслах. Они не считают, что я внутри, им думается, что я снаружи, и что я наблюдаю.
– Все верно. Мне самому иногда так кажется.
– Но ты знаешь истинную
– Почему? Почему, Эдвард? Ты отлично справляешься с тем, что я тебе поручаю, но ты мог бы делать больше, гораздо больше. Инициатива, Эдвард. Мне нужна инициатива. Когда каждый стремится вверх, вся Семья поднимается. У меня есть молодые ребята, они жаждут вершить дела, но они еще слишком зеленые. Они не понимают. Они действуют грубо. Ты можешь сделать все как надо.
– Мне не хочется вверх. Чем выше забираешься, Эммет, тем страшнее смотреть вниз. Разве тебе недостаточно денег? Разве тебе недостаточно влияния? Семья не на первом месте, но разве мы бедствуем? Разве мы в чем-то нуждаемся, Эммет? Не будь таким жадным.
– Но Семья была на первом месте, когда жив был отец.
– Но ты – не отец, Эммет. – Мой старший брат долго молчал, его толстые пальцы растирали сигарету, которую он вынул из пачки, как только я зашел в его кабинет. Табак падал в пепельницу, как падают снежинки и конфетти в хрустальных шариках, наполненных жидкостью.
– Нужно убрать Тони Мойера. Сколько он у тебя потребовал?
– Пятьдесят кусков. Отчаянный парень. Он шантажировал меня, пока мы ехали в лифте.
– Здесь что-то нечисто. Конечно, он мог подозревать, что ты что-то скрываешь, потому что ведешь себя не как все. Но он не мог быть уверенным. Стал бы он так рисковать? Ты мог бы убить его в этом самом лифте или сдать мне.
– Он был уверен, что я скрываю нечто ужасное. Что я испугаюсь и распрощаюсь с деньгами без церемоний.
– Он был уверен?
– Мано сказал ему, что он сам не один месяц меня шантажирует. Он предложил Тони сделать из меня что-то вроде дойной коровы.
– Откуда ты знаешь?
– Догадываюсь. – Я залпом допил виски и громко опустил стакан на деревянную поверхность стола.
– Эдвард.
– Да?
– Нельзя обвинять одного из моих капитанов в неверности без доказательств. Кроме того, ему с тобой делить нечего. Ни тебя, ни его повышать уже некуда, вы не боретесь ни за место, ни за деньги, ни за женщин. Вы вообще не пересекаетесь. По какой причине он не дает тебе покоя?
– Это я не даю покоя ему. Он считает, что, если уберет меня, то твое место рано или поздно достанется ему. Вся эта заварушка с Тони… конечно Мано знал, что я не стану платить деньги за несуществующий компромат. Он бы подговорил Тони сделать донос на меня.
– Логика где? Я знаю, что ты чист. И Алек это знает.
– Дело не в том, чист я или нет. Дело в том, чтобы посеять в тебе сомнения. И ведь Мано удалось добиться цели, не так ли? Ты сказал, что в последнее время слишком много людей подозревает меня в нечистоплотности. Вот как это работает, Эммет. Через пару месяцев Мано выкинет что-то подобное. Может быть, ему даже удастся раздобыть какую-нибудь сомнительную улику или левого свидетеля. Он не пойдет к тебе сам, он снова пошлет кого-нибудь другого. Для достоверности. Ведь так много людей не могут ошибаться в том, что Эдвард крыса, верно?