Король и Шут
Шрифт:
Фрэд гордо выпятил грудь и вздернул подбородок.
— Я - королевский летописец! А это, — Он кивнул в сторону шута, — со мной. Уважаемый, мы совсем выбились из сил, блуждая по лесу. Нам необходим отдых, и еда. На чистую одежду я уже не надеюсь, а вот нашу нужно просушить. Едва не утонули в тутошних топях, благодаря некоторым, — и он с укором посмотрел на Прохора, закатившего глаза.
Старик еще раз смерил взглядом непрошеных гостей, о чем-то подумал и отошел в сторону, приглашая войти внутрь. Затем сам вышел на крыльцо, всмотрелся в темноту и с улыбкой закрыл дверь.
— Как говорится — будь как дома, путник, — крякнул хозяин и потер подбородок, — но не забывай, что в гостях.
Внутри
Почуяв запах, Фрэд облизнулся, а его живот издал оглушающий урчащий звук. Он несколько смутился и закончил раскладывать на полу промокшую одежду, оставшись в одних портках и рубахе. Прохор же не скинул даже куртку.
— Прошу отведать моей скромной снеди, — лесник дружелюбным жестом пригласил гостей к столу, что стоял возле занавешенного окна. — Как говорится, чем богаты, тем и рады.
Не успел хозяин закрыть рот, а писарь уже занял место и крутил в руках серебряную ложку, которую предусмотрительно вытащил из своей сумы. Прохор покачал головой.
— Премного благодарны тебе, отец. Ты уж извини, измучила нас дорога, да и, кажись, волки выли неподалеку…
— Волки?! — удивился старик. — Да откуда ж им взяться-то? Последнего в том году, вроде как, охотник Себастьян завалил. Хотя, времена нынче престранные, все может статься.
Лесник пожал плечами и направился к камину. Он снял с огня котел и вернулся к столу. Разлив по мискам похлебку, он выложил еще кое-какие припасы: соленые огурцы, свежие помидоры, грибную икру и кругаль хлеба. Фрэд сглотнул слюну и начал набивать рот всем подряд, стряхивая на пол крошки. Прохор ел не спеша, поглядывая на хозяина дома, а тот, в свою очередь, к еде даже не притронулся.
Насытившись, летописец вышел из-за стола, достал из сумы трубку, забил ее табаком и закурил, выпуская клубы дыма.
— Ох, и объелся же я, сейчас лопну! — расположился он на полу возле камина, глядя, как полыхают сухие поленья.
Шут отодвинул миску и поблагодарил старика.
— Спасибо тебе, отец, за сытный ужин. Что-то меня в сон потянуло. Нельзя у тебя переночевать на чердаке?
Дед принялся за уборку.
— От чего же… Можно, только наверху крысы вот такие, — Он развел руки в стороны, как заправский рыбак. — Я вам тут кину тулупчик, у очага.
— И на том спасибо, — Прохор слегка кивнул. — Еще раз прости нас за причиненные неудобства.
Старик свалил грязную посуду в чан с водой, прошелся по ней ветошью, смывая остатки пищи, и убрал в шкафчик, что висел над топчаном. Затем смахнул со стола крошки в ладонь и выбросил за дверь.
Снаружи громыхал гром, а в окошко просматривались сполохи молний. Судя по тому, что капли дождя не колотили с силой по стеклу, гроза проходила стороной, лишь слегка намочив листву и напугав припозднившихся путников.
— Ты, я смотрю, — обратился лесник к Прохору, — из образованных будешь. В благородной семье родился?
— С чего взял? — удивился шут.
— Ну как же?! — старик повесил над огнем котелок поменьше, едва не наступив на дымившего трубкой писаря, который что-то кропал в своей книге. — Спасибо-пожалуйста да будьте любезны, не то, что некоторые. Сейчас вода закипит, попьем отварчиков травяных.
Старик на мгновение скрылся за дверью ведущей в соседнее помещение, а вернулся, неся в руках два тулупа, которые бросил на Фрэда.
— Эй! — встрепенулся тот. — Поаккуратнее!
Толи время потекло быстрее, толи что, но горячее
— Хотите, расскажу вам на сон грядущий историю, что приключилась в одной далекой стране? — спросил дед.
— Что мы дети малые?! — возмутился писарь, грея пятки у огня.
— А я бы послушал, — толкнул его в бок рыжий весельчак. — Все лучше, чем твой бубнеж.
Он отставил полупустую кружку в сторону, повернулся на спину и заложил руки за голову. На потолке плясали причудливые тени, рождаемые пламенем камина. Хозяин дома немного покряхтел, поворочался, устраиваясь поудобнее и, наконец, заговорил.
— Уж не судите строго, рассказчик из меня, прямо скажем, никакой, но… К тому же могу и подзабыть самую малость. История необычная и сложено по-чудному, все в рифму, стихи называется. Я ее в таверне услыхал, когда в город по делам наведывался, тогда ее, правда, под музыку зловещую рассказывали…
Тут Фрэд не выдержал.
— Да хватит уже ходить вокруг да около, не томи. Я засну, а ты так и не начнешь!
— Ты ж не собирался слушать! — хмыкнул Прохор.
— Передумал, да и выбора нет.
Старик прокашлялся, привлекая к себе внимание.
— Все, начинаю.
Порою возвращает меня память в тот страшный летний день, когда бредя вдоль речки безымянной, наткнулся я на труп несчастной женщины. Она лежала, запрокинув свою голову, на шее рану я увидел безобразную. Откуда здесь она, босая, полуголая, какой-то грязью непонятной вся измазана. Но что за взгляд недобрый, что за ненависть, с какой покойница смотрела на меня. Воскликнул я, значенья слов своих не ведая: - Не смей смотреть, меня во всем виня! Не понимал свое я состояние, ужасный взгляд затмил мое сознание, и побежал я прочь от места этого. Свели с ума проклятые глаза ее… Бежал, пока совсем не обессилел я, но, обернувшись, я увидел эту женщину. Не может быть! Какой ужасной силою был этот труп вдруг приведен в движение? И тело мертвое столкнул я в речку быструю, и понеслось оно, потоку подчиняемо. А я опять бежать, что было сил моих, и падал на пути, кричал отчаянно… А нынче глянул я в окно, со сна опухший, а под окном — размокший труп несчастной женщины! Протер глаза — виденье растворилась! Избавь, Господь, меня от тех воспоминаний! Хлещет дождь который час, бьет вода по крыше. На столе горит свеча, пламя тихо дышит. Будто вечен этот вечер… И никак душе моей не найти покоя. Слышу шорох у дверей. Что же там такое? Будто вечен этот вечер… Слышишь, стерва, голос мой? Ты ведь где-то рядом! Не стучись ко мне домой, мне тебя не надо! Будто вечен этот вечер…