Король и Злой Горбун
Шрифт:
– У меня наивысший рейтинг в стране!
– Я знаю.
– Мне письма приходят мешками, почтовая служба плачет!
– Я знаю.
– А ты новой сеткой убиваешь программу!
Огольцов вскинул руки, будто останавливая меня.
– Женя! Я был против! – сообщил он. – Я был за тебя! Но ты же знаешь, какое условие поставил от имени «Стар ТВ» Боголюбов! Или мы все берем пакетом и ставим боголюбовские программы в лучшее время, или он уходит на другой канал. И когда встает вопрос – твоя программа или боголюбовский
Гена развел руками.
– Мы ведь одной твоей программой эфир не заполним, у тебя хронометраж тридцать минут, а у Боголюбова – часы. И как ты думаешь, в чью пользу будет выбор?
Он посмотрел на меня, как на маленького несмышленыша.
– Но дело даже не в этом, – сказал Гена, понизив голос, как будто в кабинете, кроме нас с ним, был еще кто-то и он не хотел, чтобы чужие уши слышали то, что он мне говорил. – За твою программу бороться было невозможно в принципе. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Нет.
– Этот последний «Телетриумф»…
Я напрягся, и Гена, заметив это, еще больше добавил сочувствия в свой голос.
– Извини, я буду говорить не очень приятные вещи, но… – Сделал паузу. – Случившееся всеми было расценено как провал. Твой, Женя, провал, и твоей программы соответственно тоже.
Это было так несправедливо, что я не нашелся, что ответить.
– Нулевой результат при участии в семи номинациях одновременно – это симптом.
Я протестующе вскинулся.
– Это не мои слова! – поспешил уверить меня Гена. – Это мнение телевизионной тусовки. К ней можно относиться по-разному, но игнорировать – ты уж извини.
– А на мнение телезрителей тебе наплевать?
– Если бы сетку вещания составляли телезрители! – мечтательно и печально протянул Огольцов. – Ты пойми, Женя, я всей душой – за тебя, но…
Касаткин – тот чиновник опытный. А Гена Огольцов еще только учится, но, надо отдать ему должное, науку схватывает на лету, и линия поведения у него – один к одному касаткинская. Лично я, мол, за, но вот обстоятельства, брат, они ведь сильнее нас, и тут ничего не поделаешь. Касаткин все валил на Огольцова, Огольцов все валит на Совет, все вроде бы за тебя, но только вот конечный результат почему-то получается плачевный.
– Ты хоть понимаешь, что программе – конец? – спросил я.
– Ну зачем же так мрачно.
– Ты дурака решил валять?
– Женя! Ты же знаешь, как я к тебе отношусь…
Едва ли не слово в слово касаткинские слова. Начинался такой разговор, в котором лично мне все было известно наперед.
– Ладно, разберемся! – недобро насупился я. – Но ты уж мне поверь, что с сеткой вы маху дали, придется ошибки исправлять!
Огольцов пытался еще что-то сказать в ответ, но я его не слушал, вышел, хлопнув дверью.
К мрачному Демину и столь же мрачной Светлане за это время, как оказалось, присоединился ничего не подозревающий Гончаров.
–
Гончаров тотчас напрягся.
– Что говорит Огольцов? – осведомился Демин.
– Что это всерьез и надолго и выкарабкаться вряд ли удастся.
– Перепланировки, значит, не будет?
– Лично для нас – нет. Семь неполученных на «Телетриумфе» призов – это первый звоночек, начало конца нашей программы.
– Это его слова?
– Смысл такой.
Демин сердито засопел.
– Что происходит? – озаботился Гончаров.
– Нашу программу закатали на половину первого ночи, – пояснил я.
– Поздновато.
– Не то слово, – поддакнул я.
Гончаров вряд ли понимал до конца весь трагизм нашего положения, но что-то подсказывало ему, возможно, наш удрученный вид, что дело плохо.
– Пройдет всего несколько месяцев, и нас, то есть нашей программы, не будет, – сказал я ему.
– Как? – поразился Гончаров. – Совсем?
– Совсем.
– Это почему же?
– Сначала в нашу программу станут давать намного меньше, чем прежде, рекламы – кому же нужна реклама ночью, когда все спят? Потом и телеканал понизит закупочную цену нашей программы, и мы будем получать крохи – зачем телеканалу дорогая программа, если ее мало кто смотрит и рекламы почти нет? Меньше денег у нас – меньше возможностей, дорогие постановки мы уже не осилим, программа станет проще, выродится, и от нас уйдут последние почитатели. И тогда занавес опустится.
– Они это специально, – процедил сквозь зубы Демин.
До сих пор сидел, мрачно размышляя, и вот пришел к выводу.
– Все было подстроено. Ты смотри, Жень, как все складно: Боголюбов предлагает нам покровительство, мы против, тогда он решает нас раздавить, но просто так нас задвинуть невозможно, потому как неизбежен скандал, и они придумывают эту мульку с семью номинациями в «Телетриумфе». Мы-то, дураки, уши развесили, а эти ребята совсем не простаки. Прокатили нас на «Телетриумфе», и у них появился классный козырь – что это за программа, мол, «Вот так история!», они же пролетели, не взяв ни одного приза. И вот под этот шумок нас выдавливают в мертвый ночной эфир, зная, что скандала уже не будет, чуть что – они этим чертовым «Телетриумфом» прикроются.
– Вроде бы логично, – признал я. – Но не слишком ли ты демонизируешь Боголюбова?
– А ты не задумывался над тем, кому достались все призы?
Я пожал плечами, не понимая, о чем говорит Илья.
– Вот эти все программы, которые стали победителями в номинациях «Телетриумфа», они кому сейчас принадлежат? – сказал Демин и выразительно посмотрел на меня.
Я стал вспоминать, и мне вдруг открылось то, о чем Демин додумался раньше меня. Программы-победительницы были разные, очень разные, но все их объединяло одно.