Король крыс

Клавелл Джеймс

Селларс посмотрел на деньги.

— Если у вас припрятано столько денег, почему же вы не использовали их раньше?

— Почему в самом деле? — Смедли-Тейлор встал и потянулся. — Потому что я берег их для сегодняшнего дня. И на этом кончим, — добавил он. Его холодные глаза не отрывались от Селларса.

— О, перестаньте, приятель, я не имел ничего в виду. Просто не могу понять, как вам удалось столько скопить, вот и все.

— Это, должно быть, секрет, — улыбнулся Джоунс. — Я слышал, у Кинга был чуть ли не сердечный приступ!

— Что общего

Кинг может иметь с моими деньгами? — спросил Смедли-Тейлор.

— Ничего, — Джоунс считал деньги. Там действительно было триста шестьдесят долларов, достаточно, чтобы купить двенадцать задних ног Rusa tikus по тридцать долларов за ногу, именно столько они и стоили, а не шестьдесят, как считал Смедли-Тейлор. Джоунс улыбнулся, думая, что Смедли-Тейлор вполне может заплатить вдвое, если у него столько денег. Ему было интересно, как Смедли-Тейлор ухитрился организовать ту кражу, но секреты есть секреты. Как, например, стремя остальными Rusa tikus. Теми, которые он и Блейки сварили и тайком съели сегодня днем. Блейкли съел одну ножку, он две. И те две, вместе с той, которую он проглотил сейчас, насытили его.

— Бог мой, — сказал он, поглаживая себя по животу, — даже не мечтал, что буду есть столько каждый день!

— Привыкнете, — пообещал Селларс. — Я все еще голоден. Попытайтесь достать еще мяса, приятель.

— Как насчет роббера? — предложил Смедли-Тейлор.

— Замечательно, — отозвался Селларс. — Кто будет четвертым?

— Семсен?

Джоунс засмеялся.

— Готов поспорить, он очень огорчится, узнав о мясе.

— Как вы думаете, сколько потребуется нашим ребятам, чтобы добраться до Сингапура? — спросил Селларс, пытаясь скрыть беспокойство.

Смедли-Тейлор посмотрел на Джоунса.

— Несколько дней. Максимум неделя. Если японцы, которые дислоцируются здесь, действительно собираются сдаваться.

— Они оставили нам приемник, значит, действительно так и сделают.

— Надеюсь. Бог мой, как я надеюсь, что так и будет.

Они посмотрели друг на друга; возбуждение и чувство довольства от хорошей еды прошло и, их охватила тревога о будущем.

— Не о чем беспокоиться. Все… все должно быть хорошо, — успокоил Смедли-Тейлор. В душе он со страхом вспоминал о Мейси, сыновьях и о дочери, задаваясь вопросом: «Живы ли они?»

Перед рассветом над лагерем пролетел четырехмоторный самолет. Никто не знал, принадлежит ли он союзным силам или японцам, но при первом звуке моторов людей охватил страх перед возможной бомбежкой. Когда же гул самолета растаял вдали, возникла паника. «Возможно, все забыли о нас, никто не приедет за нами», — думал каждый.

Эварт на ощупь пробрался в хижину и разбудил Питера Марлоу.

— Питер, прошел слух, что самолет кружил над аэродромом и из него выпрыгнул парашютист.

— Ты видел его?

— Нет.

— Ты говорил с кем-нибудь, кто видел его?

— Нет. Это просто слух. — Эварт старался не показывать страха. — Я до смерти боюсь, что, как только в гавань войдет флот, япошки взбесятся.

— Нет!

— Я

ходил к коменданту лагеря. Там целая толпа парней, они сообщают нам новости. Последняя новость… — минуту Эварт не мог говорить, потом продолжил: — …число жертв в Хиросиме и Нагасаки больше трехсот тысяч человек. Говорят, люди умирали там как мухи… эта проклятая бомба что-то сделала с воздухом и продолжает убивать. Бог мой, если бы это случилось с Лондоном, а я бы отвечал за такой лагерь… я… я бы перестрелял всех. Клянусь Богом, я бы так и сделал, я бы так сделал.

Питер Марлоу успокоил его, потом вышел из хижины и в свете нарождающегося дня пошел к воротам. В душе ему все еще было страшно. Он знал, Эварт — прав. Эта проклятая бомба была лишней. Да, это так, но он благословил умные головы, которые изобрели эти бомбы. Только эти бомбы спасли Чанги от забвения. «Да, да, — твердил он, — какими бы ужасными ни были эти бомбы, я благословляю их и людей, которые сделали их. Только они спасли меня, когда не было никакой надежды на жизнь. И хотя первые две бомбы истребили множество жизней, но благодаря своей силе они спасли бессчетное количество сотен других жизней. Наших. И их. Клянусь Господом Богом, это правда».

Он очутился возле главных ворот. Там, как обычно, стояла охрана. Они повернулись к лагерю спинами, держа в руках винтовки. Питер Марлоу с любопытством наблюдал за ними. Он был уверен, что эти люди слепо умрут, защищая пленных, хотя всего день назад те были их презренными врагами.

«Бог мой, — подумал Питер Марлоу, — как удивительно ведут себя люди».

Неожиданно в наступающем рассвете он увидел призрак. Незнакомец, настоящий, совсем не бесплотный мужчина, который выглядел так, как должен выглядеть мужчина. Белый мужчина. На нем была странная зеленая форма, парашютные ботинки начищены, знак отличия на берете сиял огнем, на широком ремне висел пистолет, а на спине — аккуратный ранец.

Мужчина вышел на середину дороги, каблуки его цокали до тех пор, пока он не оказался перед караульным помещением.

Мужчина — Питер Марлоу увидел, что он носит звание капитана, — остановился, посмотрел на охранников и сказал:

— Отдавайте честь, проклятые ублюдки.

Охранники тупо таращились на него, тогда капитан вырвал у ближайшего охранника винтовку с примкнутым штыком, с яростью воткнул штык в землю:

— Отдавай мне честь, проклятый ублюдок.

Охранники нервно смотрели на него. Тогда капитан вытащил пистолет, выстрелил под ноги охранникам:

— Отдавайте мне честь, проклятые ублюдки.

Авата, японский сержант, Авата Грозный, обливаясь потом и нервничая, сделал шаг вперед и поклонился. Потом поклонились все охранники.

— Так-то лучше, сволочи, — сказал капитан. Потом вырвал винтовки у охранников и бросил их на землю. — Отправляйтесь в вашу чертову караулку.

Авата понял его жест. Он приказал охранникам построиться. Потом по его команде они поклонились снова.

Капитан смотрел на них. Затем ответил на их приветствие.