Король [любительский перевод]
Шрифт:
Обязательные аплодисменты поднялись волной, хлопанье каждого присутствующего терялось в толпе. И затем настало время для королевского ответа. Согласно традиции, Король никогда не кланялся никому, поэтому это была обязанность Королевы – поблагодарить собравшихся реверансом.
Его Ана присела с непревзойденной грацией и уверенностью.
Потом собравшиеся должны были выразить свою верность – мужчины поклоном, женщины – реверансом.
И сейчас, когда формальности
Шагая вперед, он не мог вспомнить, что за празднество было, какой день календаря, фазу луны или время года оно ознаменовало. Глимера могла придумать бесконечное множество причин для сборища, большей частью бессмысленных, судя по тому, что одни и те же присутствующие приходили в одни и те же места.
Одежда была иной. И украшения на женщинах.
И, тем не менее, пока готовили изысканный ужин, аристократы тут и там бросались пренебрежением и оскорблениями, были важные проблемы, требующие решения: страдания простого люда после недавней засухи; вторжения людей; агрессия со стороны лессеров. Но аристократия не заботилась о подобных вопросах... потому как, по их мнению, эти проблемы касались преимущественно «безликих, безымянных простолюдинов».
В противоположность законам выживания, глимера видела небольшую ценность в населении, которое выращивало пищу, которую поглощали аристократы; которое строило дома, в которых они жили; латало их одежду, укрывавшую их спины...
– Пошли, моя любовь, – прошептала его Ана. – Поприветствуем их.
Удивительно, но, казалось, что он не осознанно замер.
Продолжая идти, он не сводил глаз с Энока, который всегда стоял впереди мужчин в серых мантиях.
– Приветствую, Ваше Высочество, – сказал джентльмен... таким голосом, словно он был хозяином церемонии. – И Вас, моя королева.
– Энок. – Роф посмотрел на придворных. Двенадцать мужей выстроились в порядке иерархии, и последний в линии только недавно прошел превращение. Его семья была высоких кровей, но беднее остальных. – Как поживаешь?
Хотя ему было все равно. Его больше волновало, кто из них расстроил его любимую. Один наверняка, если не все сразу: она настояла, чтобы у нее не было служанок, и значит, при дворе она общалась только с наиболее влиятельными придворными.
О том, что говорили. Кто говорил.
С немалой толикой агрессии он прошел мимо ряда аристократов, приветствуя каждого согласно протоколу. Воистину, древняя традиция обращаться лично посреди публичного собрания была способом выделения и подтверждения позиции советников при дворе, заявлением об их важности.
Он помнил, как его отец делал то же самое. Но, казалось, мужчина на самом деле ценил отношения со своими придворными.
И сын был далек от отца, особенно
Кто...
Сначала он подумал, что его любимая запнулась и ухватилась за его сильную руку. Но нет, она не сбилась с шага, а потеряла равновесие...
Разом.
Он повернул голову, когда его потянули за руку, именно тогда он увидел, что его шеллан обмякла, падая вниз.
Закричав, Роф кинулся, чтобы поднять ее, но не успел.
Когда толпа ошеломленно ахнула, Ана упала на пол, ее невидящий взгляд был обращен на него, , лицо, ничего не выражающее, подобно зеркалу, перед которым никто не стоял. Ее кожа была еще бледнее, чем в их спальне.
– Ана! – закричал он, опустившись на пол возле нее. – Ана...!
Глава 18
Сола очнулась словно от рывка, лицо оторвалось от холодного бетонного пола, тело было вытянуто под неестественными углами. Она перевернулась с живота, и ее мозг сразу же определил местонахождение: камера с тремя глухими стенами и одна – с решеткой. Ни отопления, ни окон, приглушенный свет потолка, туалет из нержавейки.
Нет ни сокамерника, ни охранника, насколько она могла видеть.
Следующим делом она осмотрела свое тело: раскалывающая боль в затылке и с лобной стороны, но все не так плохо, как с бедром: этот ублюдок с родимым пятном на пол морды всадил ей пулю, на шесть дюймов выше колена... она могла оторвать голень от пола, и значит, кость не задета, но, блин, было больно. Жжение прибавилось к пульсации, от которой начало тошнить.
Тишина.
В другой части подвала, к бетонной стене были прикручены цепи, и свисающие наручники на концах сулили ужас.
Ну, это и пятна между цепями и на полу.
Видеокамер нет, насколько она могла видеть. С другой стороны, Бенлуи был предусмотрителен. Может, он снимал домашнее видео на камерофон?
Не зная, сколько времени у нее было, она поднялась на ноги...
– Дерьмо.
Она перенесла вес на правую ногу, и в рану словно воткнули горячую кочергу. А потом провернули подобно тому, как Чабби Чекер выписывает твист.
Попробуем избежать этого, окей?
Взглянув на туалет в добрых пяти футах от нее, Сола снова выругалась. Ее нога станет главной тактической брешью... потому что идти и не тащить за собой ногу, словно зомби, было весьма проблематично... вдобавок она еще и шумела.
Пытаясь двигаться максимально тихо вместо того, чтобы создавать существенные шумовые помехи, Сола воспользовалась унитазом, но не стала смывать. Потом вернулась туда, где была. Она не стала испытывать решетку на прочность или проверять, заперта ли дверь.
Бенлуи не экономил на строительстве и не стал бы нанимать непроходимых тупиц.
Ее единственная попытка – одолеть охранника с пистолетом, и как это сделать в ее текущем состоянии, она не представляла. Хотя...
Снова устроившись на полу, она растянулась именно в той позиции, в которой проснулась. Закрывая глаза, на мгновение она была сбита с толку биением собственного сердца.