Король Матиуш Первый
Шрифт:
Тогда Матиуш велел расклеить на всех перекрестках объявления, чтобы выбрали трех самых толковых юношей, и те пришли бы к нему на аудиенцию, он с ними поговорит.
Вечером Матиуша пригласили на заседание министров.
— Плохи дела, — сказал министр просвещения. — Дети не хотят учиться, Когда им учитель дает задание, они смеются: «А что вы нам сделаете? А мы не хотим. А мы пожалуемся королю. А мы скажем нашим депутатам». И учителя не знают, что им делать. А старшие и вовсе не хотят слушаться. «Эти молокососы будут командовать, а мы будем подчиняться? Дураков нет; Если у нас нет своих депутатов, может
— Вообще, взрослые очень недовольны, — сказал министр внутренних дел. — Вчера один господин в кафе сказал, что у детей в головах помутилось, им кажется, что они могут делать все, что хотят, и так шумят, что можно обалдеть. Скачут по диванам, в комнате играют в мяч, шатаются без разрешения по улицам и так ужасно рвут одежду, что, пожалуй, скоро будут ходить как дикари. Этот господин говорил еще и другие вещи, но я не могу этого повторить. Я приказал его арестовать, и теперь он обвиняется в оскорблении короля, то есть вашего величества.
— Я знаю, что делать, — сказал Матиуш, — пусть все, кто учится, будут служащими. Они так же пишут, считают и ходят в школу, как служащие ходят в свои конторы. Поэтому за их работу им следует плата. Будем им платить. Нам все равно, даем ли мы им шоколад, коньки, куклы или деньги. А дети будут знать, что они должны делать то, что им надлежит, иначе они не получат жалованья.
— Можно попробовать, — согласились министры.
Матиуш совсем забыл, что теперь управляет уже не он, а парламент, и приказал написать такой указ и расклеить его на углах улиц.
Рано утром прибежал журналист, он был страшно сердит:
— Если вы, ваше величество, будете все важные сведения расклеивать, для чего тогда газета?
А за ним Фелек:
— Если вы, ваше величество, сами издаете новые законы, для чего тогда депутаты?
— Да, — подтвердил журналист. — Барон фон Раух прав. Король может только сказать, что хочет сделать то-то и то-то, а потом только депутаты скажут, разрешают ли они это сделать. А может быть, они придумают что-нибудь лучше?
Матиуш понял, что поспешил. Что же теперь будет?
— Пусть ваше величество позвонит по телефону, чтобы пока давали шоколад, потому что может быть революция. А мы сегодня же обсудим это дело на заседании с депутатами.
У Матиуша было плохое, предчувствие, и случилось, действительно, нечто очень плохое. Потому что сперва решили, чтобы все дело передать на совещание комиссии. Но Матиуш не согласился.
— Когда комиссия должна что-нибудь решить, приходится долгов ждать. А учителя сказали, что будут ждать только две недели, после чего уйдут.
Журналист подошел к Фелеку и сказал ему что-то на ухо. Фелек улыбнулся очень довольный и, когда Матиуш кончил, попросил слова.
— Господа депутаты, — сказал Фелек. — Я ходил в школу и знаю, что там творится. В течение одного года я стоял за партой несправедливо семьдесят раз, в углу стоял несправедливо сто пять раз, за двери был выставлен несправедливо
И посыпались жалобы на школу и учителей. Этого несправедливо оставили на второй год, тот сделал только две ошибки, а получил плохую отметку, этот опоздал, потому что у него болела нога, и был поставлен в угол, другой не мог выучить стихотворение, потому что младший брат вырвал эту страницу, а учительница сказала, что он просто выкручивается.
Когда депутаты уже устали и проголодались, Фелек поставил проект на голосование:
— Комиссия обсудит, как сделать, чтобы в школе все было справедливо, и платить ли детям за занятия, как служащим. А тем временем в школы будут ходить взрослые. Кто согласен, пусть поднимет руку.
Несколько депутатов хотели что-то к этому добавить, но большинство присутствующих подняли руку, и Фелек сказал:
— Парламент закон принял.
44
Невозможно описать, что началось твориться в государстве Матиуша, когда люди узнали о постановлении детского парламента.
— Что это за новые порядки! — сердились одни. — Почему дети должны нами распоряжаться? У нас свой парламент, и мы можем не соглашаться. Пускай их парламент решает, что должны делать дети, а указывать, что делать нам, он не имеет права.
— Ну хорошо, мы будем ходить в школы, а кто будет работать? — спрашивали другие.
— А пусть теперь дети делают все, если так распорядились. Увидят, что это не так легко, как им кажется.
— Посмотрим, — говорили более спокойные. — Может быть, все к лучшему. Когда дети убедятся, что ничего не умеют, что без нас обойтись не могут, они будут нас больше уважать.
А безработные даже радовались. Потому что вышел закон, что за учение будет выплачиваться жалованье, что учение — это тоже работа. И вышел закон, что дети будут все делать, а взрослые будут ходить в школу. Было очень много волнений, потому что мальчики в большинстве хотели быть пожарными, а девочки хотели быть продавщицами в магазинах игрушек и в кондитерских. А некоторые, как это всегда бывает, говорили глупости: один мальчик хотел быть палачом, один хотел быть индейцем, а один — сумасшедшим.
— Ведь все не могут делать то же самое.
— Так пусть кто-нибудь другой делает. Зачем мне делать то, чего не хотят другие.
И в семьях было много споров, когда дети отдавали родителям свои книжки и тетради.
— Вы испортили книжки и испачкали тетради, а теперь учительница будет нас ругать, что мы неряхи, — говорит мама.
— Ты потерял карандаш, теперь мне нечем рисовать, и учительница будет сердиться, — говорит отец.
— Завтрак опоздал, напиши мне сейчас же подтверждение, что я из-за завтрака опоздала в школу, — говорит бабушка.