Король медвежатников
Шрифт:
Не случилось. Ее губы, еще минуту назад капризные, вдруг плаксиво изогнулись.
— Я не могу!.. Встаньте, — взмолилась девушка.
— У меня было много женщин, но ни одна из них не сумела ранить мое сердце так, как это сделала ты. Будь же моей! Я брошу к твоим ногам все сокровища мира, — пообещал паша.
Подбородок девушки горделиво приподнялся.
— Ты предлагаешь наследнице рода Артуа быть твоей наложницей? — гневно изогнулись брови красавицы. — Я лучше предпочту смерть!
Паша не без оснований считал, что умеет говорить. Не будь у него этого дара, то, возможно, его победы
Восемнадцатилетняя девица выглядела холодной, точно выступающая из воды скала.
— На этой земле есть только один человек могущественнее меня, это Сулейман Кануни. Я не предлагаю тебе быть наложницей, я хочу, чтобы ты стала моей женой. — Паша Хабибулла сделал паузу, а потом, собравшись с духом, продолжал: — И не просто женой, а первейшей из жен. А как только от нашего союза родится сын, он станет законным наследником всего того, что я имею, — торжественно пообещал паша Хабибулла.
Паша сам испугался сказанных слов. От трех жен у него было шестеро детей (гарем не в счет — это всего лишь театр развлечений, где он любит проводить время, отдыхая от государственных дел). И лишь старший из его сыновей — Абдулла, рожденный от дочери персидского султана, имел право называться его наследником. Юноша уж не однажды доказал свое право на престолонаследие, заменяя отца как во дворце, во время переговоров с послами, так и на море, во время сражений с неверными. И если сейчас выбрать первейшей женой чужестранку, то это значит обидеть не только могущественную персидскую династию, но и старшего сына, к которому Хабибулла был по-особенному привязан.
А там и до распрей всего лишь шаг.
Разумом осознавая возможные последствия, паша Хабибулла ничего не мог поделать со своим сердцем, неутомимо тянувшимся к молодости. Причем так же ненасытно, как тянется к теплым лучам солнца пробившийся из-под земли весенний росток. Паша Хабибулла остановил взгляд на высоких грудях молодой гяурки, и глаза старика вспыхнули алчным огнем — такая женщина способна спалить дотла. От такой любви может остаться только пригоршня пепла. А потом, сдунув тлен, женщина пойдет своей дорогой дальше, позабыв о случившемся.
В лице Вероники что-то изменилось. Взгляд ее неожиданно потеплел (а может быть, ему это всего лишь показалось). Широко распахнув ресницы, она спросила:
— Вы предлагаете мне свою руку?
Очень нелепо выглядит старик, стоящий на коленях перед восемнадцатилетней девушкой. А если он еще наделен и немалой властью, то ситуация и вовсе абсурдна.
Впрочем, ситуация не нова. Подобное происходило и тысячу лет назад — старый распутник, вдохнув аромат молодости, решил сорвать благоухающий цветок.
— Не только руку, но и свое сердце, и очень прошу тебя, чтобы ты не разбивала его. — Хабибулла поднялся с колен. Нет, он не дряхлый старик, а пылкий любовник, и сегодня же вечером он докажет ей это. — В знак любви я подарю тебе свои семейные святыни… Вот, взгляни, — протянул он ей рулон, который принес с собой. — На этой картине изображен эмир Искандер, он основал
Едва взглянув, Вероника слегка побледнела и отступила на короткий шаг.
— Тебе плохо, моя радость? — Голос паши был исполнен тревоги.
— Просто закружилась голова.
— Так ты согласна?
— Да.
— Ты не пожалеешь об этом ни на одну минуту, — неожиданно растрогался старик. — Мне эта картина дорога… Но если это полотно тебе не нравится, то я велю, чтобы художник написал на этом холсте твой портрет. Пусть мы всегда будем рядом.
— Хорошо, — опустила глаза будущая первейшая жена алжирского паши.
Глава 25 Кладбище булонского леса
Генерал Аристов был очень взволнован:
— Значит, он так и сказал — под кличкой Янычар?
— Именно так, Григорий Васильевич.
Удивление генерала было непонятным. В сущности, это известие мало что меняло. Генерал нервно покрутил в руках чайную ложечку, после чего рассеянно положил в чашку с кофе еще сахара. Савелий едва сдержал улыбку, напиток должен быть приторно сладким, и ему очень не терпелось увидеть, с какой физиономией генерал станет отхлебывать кофе.
— Однако, — вымолвил генерал.
Григорий Васильевич сделал крохотный глоток, слегка поморщившись, будто пил не приторно сладкий кофе, а глотал настойку из редьки.
— Что это меняет?
— Очень многое, уважаемый Савелий Николаевич… Я вам не все рассказал о себе. Дело в том, что я не только организовал здесь частную сыскную контору, но еще и выполняю некоторые конфиденциальные задания российского правительства. Как вы понимаете, бывших генералов полиции не бывает, и если я однажды потянул государеву лямку, то это уже навсегда. А потом, с нынешним министром меня связывают давние приятельские отношения. Так что я никак не мог отказать ему в просьбе.
Заметив вошедшую Елизавету с небольшой вазой в руках, заполненной ванильным печеньем, Аристов смущенно умолк.
— Кушайте, — поставила хозяйка угощение на стол и удалилась в соседнюю комнату.
— Спасибо, — рассеянно поблагодарил Григорий Васильевич.
Кому в Париже хорошо, так это Елизавете. Она всецело посвящала себя изучению музеев и всевозможных галерей, которых здесь было в невиданное множество. Барышня даже приобрела карту, на которой отметила все интересные и наиболее важные места Парижа. Разбив город по квадратам, она старалась ничего не пропускать, всякий раз отмечая галочкой места своего досуга. Своей беззаботностью она напоминала красивое пестрое насекомое, неустанно порхающее с одного цветка на другой и спешащее собрать сладкий нектар. Судя по количеству потраченного времени, у Елизаветы это получалось. Из-за этого дома она бывала совсем мало. Савелия порой мучили какие-то смутные подозрения, но за бурными событиями последних недель он никак не мог в них разобраться.