Король на краю света
Шрифт:
Эззедин для такой задачи едва ли годился. Вспомнить, что сказал каждый мужчина за время долгой трапезы? Некоторые, вероятно, говорили о Франции и Испании, то-се про короля Якова Шотландского и Елизавету. Но больше всего разговоров было о лошадях – у кого они самые быстрые, красивые, смелые. Эта тема грозила привести к ссоре, но всякий раз в преддверии настоящего боя с трудом заключали перемирие.
Эззедин встал из-за стола по приглашению доктора Ди, чтобы осмотреть его библиотеку. У Ди была книга на арабском языке, и он хотел, чтобы Эззедин прочитал ему отрывок. Это оказался Аверроэс 17.
– Вы согласились стать его учителем? – спросил бин Ибрагим.
Эззедин ответил осторожно, опасаясь чего-то в голосе мужчины, опасаясь, что он преступил черту.
– Я сказал, что подумаю об этом.
Ложь прозвучала неправдоподобно даже для его собственных ушей.
– Думаю, отличная идея.– Джафер казался почти спящим.– Регулярно проводить тесные совещания с доверенным колдуном королевы… Умно! А когда вы вернулись к компании за столом?
Эззедин испытал двойное облегчение: уроки арабского, которые он уже начал с восторгом и удовлетворением, были разрешены; и у него имелось еще одно четкое воспоминание о застольной беседе, которое он теперь мог передать бин Ибрагиму. Он чувствовал себя почти довольным от того, что мог предоставить этому человеку желаемое.
– Один молодой человек – кажется, поэт – хвастался, пытаясь произвести впечатление на людей постарше своими речами. Как дерзкий ребенок.
– На какую тему?
Теперь Эззедин все вспомнил отчетливо.
– Он сказал, что христианская священная книга – ложная. Что еврейские книги тоже фальшивые. Что это всего лишь истории, в которых нет ни слова правды; рассказы о мошенниках и грязных людишках. Да, он так выразился: «грязные людишки».
Бин Ибрагим с интересом приоткрыл один глаз.
– Кто-нибудь из гостей с ним согласился?
Некоторые. Другие неодобрительно покачали головами. Отдельные реплики звучали слишком быстро, чтобы Эззедин успевал их понимать. Кое-кто из гостей – рыцарей и лордов – смеялся и подбадривал поэта в его словоизлияниях.
– «Моисей был фигляром» 18,– сказал он, и другой мужчина, крупный мужчина, которого я видел при дворе, громко рассмеялся над этим.
– А хозяин? Мастер Ди?
– Он интересуется всем и готов выслушать любого, даже если не согласен с ним. Он признает наших врачей своими учителями, математиков и астрономов – тоже.– Эззедин сделал паузу, вспоминая, что порадовало его этим вечером, а потом описал это с бездумной откровенностью: – Я подозреваю, что эти люди… изумляются слепоте своих собратьев-христиан. Возможно, они и есть те, кто мог бы узреть превосходство нашего образа жизни. Но в то же время, как мне кажется, они опасно близко подобрались к идеям иного рода. Некоторые обвиняют их в атеизме, хотя я не думаю, что они действительно…
– Выходит, о мой достойный доверия доктор, вы провели вечер, выпивая с людьми, которые отвергают истину любого Бога?
Задавая вопрос, бин Ибрагим наконец открыл глаза и слегка улыбнулся. Эззедин лишь теперь расслышал угрозу, похожую на первые проблески лихорадки или инфекции. Если бы речь шла о них, он, несомненно, заметил бы тревожные симптомы
– Если Аллах… если Аллах… если…
Но мысль, которую он пытался вытолкнуть из уст, как будто раздулась от гнева и не могла соскользнуть с языка.
– Да? Если Аллах – что? – Джафер расслышал этот гнев и распахнул перед Эззедином пространство, где тот мог бы его разместить.
Однако спокойствие вернулось к доктору.
– Возможно, эти люди обречены сперва бродить вслепую, спотыкаясь, и узрят истину лишь после того, как упадут достаточное количество раз.
9
Джон Ди cтоял рядом с доктором Эззедином, на приличном расстоянии от птиц и охотников, и наблюдал, как соколы поедают мясо.
– Послушать графа,– проговорил английский доктор, кивая в сторону Эссекса, возлюбленного королевы,– так птицам свойственно благородство. Они знают, что такое уважение, мужество, верность.
– Но вы полагаете, что они научились просто отслеживать еду,– сказал турецкий лекарь.
– Я верю, что они, как и мы, склонны к формированию привычек. Возможно, даже предпочитают все знакомое. То самое запястье. Тот самый колпак. Я не думаю, что они ценят одну руку в перчатке превыше другой. Хотя история о вашем мальчике и птицах заставляет задуматься. И преданность некоторых собак и боевых коней подталкивает к размышлениям о том, не могут ли они чувствовать и понимать нечто большее.
На другой стороне парка, рядом с графом Эссексом, Джафер бин Ибрагим ослабил ремни птичьего колпака, выпустив моргающую голову хищника на свет. Существо уставилось в небо, и бин Ибрагим бросил его в синеву, в то время как загонщики и псы погнали певчих пташек и воробьев прочь с деревьев и кустов. Эссекс попросил вина. Когда его подали, бин Ибрагим отказался, затем повернулся, чтобы кивнуть и слегка поклониться двум врачевателям на противоположной стороне зеленого луга.
– Пойдемте прогуляемся,– сказал Ди и взял своего турецкого друга под руку.
Эззедин последовал за своим обожаемым англичанином дальше в лес. Ди с энтузиазмом принялся тыкать пальцем. Его удовольствие от разговора было очевидным:
– Яд… облегчение боли… избавляет от фурункулов… от затрудненного мочеиспускания… от прочих недугов мужского органа…
В отличие от английских физиономий, эти бутоны, листья и черенки милостиво позволяли Эззедину себя различать. Некоторых он знал по турецкой почве; других счел родственными известным растениям; наиболее интересными, конечно, были уникальные для английской земли. Ди разломил веточку надвое и поднес к носу Эззедина.
– Замедляет кровотечение.
Эззедин собрал несколько образцов и спрятал в сумку.
– Я думаю, было бы показательно сделать надрезы в двух местах и нанести на один пасту, приготовленную из английского корня, а на другой – пасту, приготовленную из трав, которые я привез из Константинии. А потом посмотреть, какая быстрее остановит кровотечение.
Ди рассмеялся, как ребенок.
– Мы должны это сделать! Давайте так и поступим сегодня же вечером. Это очень проницательно с вашей стороны, мой друг. Если бы только на каждый вопрос можно подыскать такой же блестящий ответ.