Король Парижа
Шрифт:
Ведь то же самое впоследствии делал и Дюма посредством своих книг.
Вы скажете, это обман. Да, конечно. Но, Боже, как сильно обольщал этот обман!
Госпожа Дюма, наоборот, не давала себя обольстить. Для неё, как и для Боссюэ [51] , история была либо Божьей наградой, либо Божьим наказанием, а не пышным спектаклем, кавалькадой всадников, обманчивой видимостью.
Решив избавить сына от Истории, она экономила на всём и терпела лишения, чтобы каждую неделю откладывать три франка, необходимых для расплаты с господином Юро за ежедневный скрипичный урок Александра. Осталось лишь заставить
51
Боссюэ Жак-Бенинь (1627—1704) — французский церковный деятель, теолог и писатель. Автор труда «Рассуждение о всемирной истории» (1681).
Через два года уроков господин Юро со слезами на глазах сказал госпоже Дюма;
— Никто лучше вас, мадам, не знает, как нужны мне каждую неделю эти три франка. Но грех отнимать у вас то, что необходимо вам так же, как и мне, отнимать у вас деньги, хотя вы никогда не сделаете из этого мальчика скрипача. Не настаивайте, не искушайте меня вашими тремя франками. Дайте мне умереть со спокойной совестью.
Да и как его матери могло прийти в голову сделать из Александра скрипача, если каждый день через открытую дверь он мог видеть, как торговец оружием развешивает на стене принадлежавшие его отцу шпаги, пистолеты, ружья, количество которых убывало по мере их распродажи?
Торговец сжалился над Александром и пригласил к себе в лавку; он показал ему, как стрелять из кремниевого ружья и справляться с отдачей, как держать оружие, преодолевая преграду, чтобы не разрядить его в себя, как сохранять порох сухим в сырую погоду, как избежать вспышки.
Александр слушал его с таким выражением восхищения и признательности на лице, что на него было почти неловко смотреть. И Дюма на всю жизнь сохранил глубокую благодарность этому оружейнику.
Да и как его мать могла думать, что сделает сына скрипачом, если он, встав на рассвете, убегал в старый королевский лес и пропадал там весь день?
Напрасно она била сына, доводя его до слёз по вечерам; ей не удавалось заставить Александра играть, ибо она отказывалась расходовать две свечи, которые приходилось ставить в ручной подсвечник, чтобы освещать папку с нотами, и, естественно, по этой причине Александр возвращался домой с наступлением темноты. Гуляя в лесу в любую погоду, он приучил себя переносить холод, дождь, снег и до конца своих дней не знал, если можно так выразиться, что такое болезни. Но бродяжничество на свежем воздухе возбуждало аппетит, и Дюма ещё сильнее страдал от голода.
Да и как она могла сделать скрипача из мальчишки, который всё своё время проводил в лесу, устраивая ловушки на зайцев, ловя птиц на дощечки, намазанные смолой, а жаворонков и белок — на приманки?
С каждым днём Александр всё более ловко обманывал сторожей охотничьих угодий. Иногда он указывал им ловушку, им самим тайком устроенную, приобретая тем самым репутацию честного малого, и сторожа, вместо того чтобы подозревать Дюма, ему доверяли.
В огромном лесу орудовали и другие браконьеры; Дюма быстро подружился с ними, и они научили мальчика множеству уловок: например, ловить сойку и живьём её ощипывать; на её крики с расстояния примерно в одно лье слетались все птицы, и оставалось только накинуть на них сеть, в то время как они забавлялись, забивая клювами уже беззащитную жертву.
Прочитав спустя много лет Фенимора Купера [52] ,
Дюма действительно стрелял дичь с единственной мыслью её съесть, и охотой это никак не назовёшь.
52
Купер Джеймс Фенимор (1789—1851) — американский писатель, автор исторических и приключенческих романов.
53
Траппер — охотник на пушного зверя в Северной Америке, пользующийся западнями.
Да, Дюма мечтал об одном — наесться досыта. Поймав дюжину птичек, он тотчас насаживал их на вертел и зажаривал; он доставал из кармана кусок хлеба, чтобы не потерять ни единой капельки жира, капающего из крохотных скелетиков, и только мысль о матери, которая ужинает сейчас дома вчерашней похлёбкой, портила ему удовольствие.
Однажды он осмелился принести домой зайца, попавшегося в ловушку. Мать была занята в лавке. Дюма пошёл на кухню, разделал зайца и стал его зажаривать.
Когда мать вернулась домой, она сразу почувствовала запах мяса и спросила, в чём дело.
— Это заяц.
— Где ты его взял?
— Нашёл.
— Нашёл?! Где же?
— На земле, мёртвого.
— Мёртвого? Жаль, иначе мы могли бы его съесть.
— Но, мама, я видел, как он умер. Он — не больной.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, я нашёл его в ловушке.
— Почему ты не сообщил сторожам? Они подстерегли бы браконьера и арестовали его.
— Конечно, мама, но браконьером, которого они задержали бы... оказался я... Ну вот, наш заяц готов.
— Ты отнесёшь его сторожам.
— Но, мама, что, по-твоему, они сделают с жареным зайцем, если не съедят его? Это мы можем сделать не хуже их.
Бедная госпожа Дюма опустилась на колени и стала молить Бога вразумить её сына. «Но её глаза не поразил божественный свет, — писал позднее Дюма, — в её ноздри ударил запах, неотразимый запах. Во всяком случае, когда она кончила молиться, а я обещал ей больше никогда не заниматься браконьерством, мы сели за стол и съели зайца».
В те времена певчие птицы не были под защитой закона и их ловля браконьерством не считалась. Однажды Дюма был занят в лесу изготовлением обмазанных смолой дощечек, как вдруг с изумлением увидел, что в подлеске появилась колдунья. Он хотел было убежать при виде этой старой, одетой в длинную чёрную накидку мегеры, на пышном парике которой был криво повязан чепец, когда она сказала:
— Если мы оба боимся друг друга, то у каждого из нас нет резона быть испуганным.
Это замечание показалось Александру столь разумным, что он, вместо того чтобы спасаться бегством, подошёл к колдунье.
— Я заблудилась, — сказала она. — Я оставила свою карету на дороге, чтобы пройтись по лесу, и сбилась с пути. Потом мне почудилось, будто я слышу призраков, и я побежала.
— Призраков? — спросил Дюма. — Настоящих?
— Конечно, не настоящих, — ответила старуха. — Настоящих призраков не бывает.