"Король" с Арбата
Шрифт:
Костыли приближаются. Дергаю тихонько замок. Закрыт он. Мне вдруг стало холодно. Снизу опять кашель. Опять дядя Ваня за перила держится. Задохнулся в кашле. И вдруг на лестнице страшный грохот. Что-то, отчаянно стуча, вперегонки понеслось вниз.
«Костыли!-радостно догадался я.- Упустил костыли!»
Видно, как дядя Ваня опустился на лестницу, седую голову руками обхватил, сидит, не двигается.
Откуда- то из глубины, как из колодца, встревоженный голос Женьки:
– Алешка! Алешка!
– Алешка! Откликнись!
И вдруг тихий голос дяди Вани:
– Откликнись! Чего же ты испугался?
И опять он закашлялся. Я тихонько спускаюсь. Вот и ступенька, на которой сидит дядя Ваня. Я присел рядом с ним. Он на меня не смотрит. Кашляет, рукой грудь гладит.
– Костыли подбери. Дай-ка их сюда,- просит он.
Я кубарем вниз, нашел костыли, принес и опять сижу рядом с дядей Ваней.
Он кашлять перестал, глаза вытирает, как будто сам себе говорит:
– Никогда детей не бил… А вот сейчас ударил бы… Обидели вы меня.- Он опять тяжело закашлялся, грудь растирает.- Ведь вот, брат Алешка, все за вас… все для вас. Зайдем ко мне, я тебе что-то покажу.
– Дядя Ваня, простите, пожалуйста, я больше никогда не буду.
Он ничего не говорит, только обнял меня, притянул к себе, поцеловал в макушку.
– Ну, давай сползать будем.
Во двор мы вышли вместе. Вокруг на приличном расстоянии стоят ребята. Дядя Ваня всем головой кивнул:
– Ну, пошли ко мне в гости.
Ребята переминаются. Я им знаки делаю: мол, пошли, не бойтесь.
Дома у дяди Вани беспорядок. Посуда не убрана. На полу бумажки всякие, на окне керосинка закоптелая. Дядя Ваня виновато говорит:
– Уж извините. Старуха моя на работе, а мне вот,- он показывает на костыли,- двигаться трудно.
Он подошел к стенке с фотографиями, нас подзывает:
– Видите?
В середине фотографий пламенеет большая грамота. На ней нарисованы кавалеристы в буденовках и много знамен.
Женька медленно вслух читает:
– «Настоящей грамотой в честь десятилетия создания Первой Конной Армии награждается конармеец, отважный пулеметчик революции Иван Иванович Титов. Подпись - С. Буденный. 1929 год.»
Мы молчим. Дядя Ваня на кровать присел, тихонько колени гладит.
– А что у вас с ногами? Ранены?-тихо спрашивает Женька.
Дядя Ваня задумался, куда-то в окно смотрит.
– Нет… не ранен. А в бою под Касторной провалился вместе с тачанкой в ледяную воду.
– Он помолчал, на ноги посмотрел, слабо улыбнулся:-Вот с тех пор и пошло. Отказали они ходить.
Мы задумались. Тишина в комнате. Только маленький Славик щеткой стучит, пол подметает.
– Дядя Ваня,- говорю я,- хотите, мы вам будем каждый день за «вечеркой» стоять. Вы же любите газеты?
Он не
Во дворе мы уселись на скамейку, друг на друга не смотрим.
– Ну вот что,- говорит Женька,- кто хоть раз обидит дядю Ваню, пусть заранее запасается лекарствами. Аптека рядом.
– Подумаешь,- морщится Гога из дом пять.- Никто его не трогает, он сам полез.
Я даже не успел ничего подумать, а уже какая-то Гогина одежда у меня в руках. И сам он белый в лицо мне дышит.
– Псих… ненормальный… пусти… Я отпустил. Сел на скамейку.
– Катись лучше отсюдова. Катись в свой дом пять.
– Ясно тебе?-спрашивает Женька.- Ну? Давай своим ходом.
Гога ушел. Женька затылок ерошит, говорит:
– А знаете, ребята, я ему скульптуру слеплю. Кавалериста на коне.
Мы все поняли, кому это «ему».
Женька нам все больше и больше нравится. Он совсем не задается, что умеет лепить, и знает, кто такой был Роден. И даже не это нас удивило. А вот что.
Как- то мы рядком сидели на скамейке и слушали Женьку. Он, чуть заикаясь, рассказывал нам об одном мастере на все руки Леонардо да Винчи. Женька чертит на земле ключом от моей квартиры схему летательного аппарата, что изобрел Леонардо да Винчи, а потом заравнивает все подметкой и начинает рисовать голову женщины, ее шею и еще ниже, почти -до живота.
Лева тихо говорит непонятное слово: «Джоконда».
Мишка обрадованно догадался:
– Это как в контурной карте!-тыкает он пальцем в землю.- Скандинавия.
Я помолчал. Вот только подумал, что обязательно расскажу Лариске и про Женьку и про Леонардо да Винчи.
Женька снова заравнивает ногой рисунок. И опять царапает ключом от моей квартиры землю. Мне приятно, что Женька рисует моим ключом.
– У «Джоконды» была волшебная улыбка,- говорит Женька.-Это очень трудно поймать художнику. Может
быть, только раз в жизни. Он смотрит на нас по очереди, потом предлагает:
– Ну-ка, улыбнитесь вы все. И посмотрим, у кого какая улыбка.
Мы старательно улыбаемся и смотрим друг на друга, ждем.
– Н-да,- тяжело вздыхает Женька.
Мы помалкиваем. Улыбок больше нет. А Женька опять нам рассказывает про того итальянца.
И в это время в доме, где живет Женька, в его окне появилась Женькина мама.
– Женя!-кричит она.- Иди скорее домой. Папа арбуз принес.
А Женька - хоть бы что. Только кивнул головой.
– Сейчас, мама.
И опять рассказывает про этого итальянца. Только Лева его хорошо слушает, а вся скамейка удивленно ерзает: надо же! Человек не спешит к арбузу. Вот это сила воли!